Любовница короля - страница 49

А Эдуард продолжил свой путь. Холодная, циничная улыбка играла на его лице. Какая еще дочь? Не нужна ему никакая дочь. И никакие сыновья. Его вновь охватило чувство одиночества. Да разве может Жюли знать о том, как он сожалеет, что у него нет семьи! Только семья в том виде, как он себе представляет, ему не нужна. Стало быть, все его действия и поступки оправданны.

Томас Додд вернулся в Гибралтар только в начале апреля. С плохими вестями. По приказу короля его королевскому высочеству надлежало немедленно вернуться в Англию. Эдуард был потрясен. Тем более, что в приказе также сообщалось, что свой губернаторский пост он должен передать генералу Барнетту, который будет временно занимать его до прибытия в Гибралтар вновь назначенного губернатора генерала Тригга. Позор и унижение. Он, герцог, член королевской семьи, должен испытать такое бесчестие перед всем гарнизоном и передать правление Барнетту, так и оставшемуся безнаказанным.

Жюли утешала Эдуарда как могла:

— Ты только подумай, милый, с каким удовольствием предашься жизни в комфорте и роскоши. Жизни, которая для твоих братьев считается чем-то само собой разумеющимся. У тебя наконец появится время для всех твоих увлечений…

— Я солдат, Жюли. И привык сражаться. Я не позволю, чтобы дело осталось неразрешенным. Мои действия должны быть оправданы…

— Да, Эдуард, конечно…

На этот раз для Эдуарда и Жюли, покидавших Гибралтар, не устроили званых ужинов и балов. В знак прощального приветствия королевскому сыну генерал Барнетт распорядился о параде, и когда Эдуард шел вдоль выстроенных в шеренги солдат, ему казалось, будто он видит презрение в глазах каждого из них.

Домой они вернулись в конце мая, и Эдуард безотлагательно написал министру внутренних дел лорду Пелхэму, требуя подвергнуть его военному суду, на котором он мог бы публично объяснить обоснованность своих действий. Однако это письмо и последующие так и остались без ответа. Та же судьба ожидала и пять писем, написанных им герцогу Йоркскому, пока наконец Эдуард не встретился с братом в доме королевы, где попытался заговорить об этом. Яростный спор, возникший там же и дошедший до ушей самого короля, начисто стер добрые чувства, возникшие у Эдуарда к отцу за последние несколько лет.

Тогда Эдуард попытался найти утешение у миссис Фитцхерберт. Она, как никто другой, умела слушать и так или иначе облегчить душу того, кто обращался к ней за сочувствием.

— Нет, вы только представьте, мэм, я еще не успел покинуть Гибралтар, а этот мошенник Барнетт уже отменил мои приказы, направленные на укрепление состояния войск и гражданского общества… А теперь меня отказываются выслушать!.. Но почему, мэм, почему?!

Мария окинула его пристальным взглядом:

— Я всегда испытывала к вам симпатию, сэр, и думаю, поэтому могу говорить с вами открыто.

— Я бы весьма оценил это, мэм.

— Я слышала, как Георг с Фредериком обсуждали этот вопрос… слышала я и высказывания других… Все сходятся в едином мнении — военный трибунал имел бы фатальные последствия. Вероятнее всего, вас признали бы виновным, так как общественное мнение в последнее время настроено категорически против проявления крайней суровости в наказаниях… Поэтому вы конечно же понимаете, сэр, что ни один глава государства не пожелал бы поставить королевского сына в такое оскорбительно несправедливое положение.

Эдуард молчал. В своих действиях он руководствовался исключительно чувством долга. В конце концов, разве не поручили ему навести порядок?

— Не забывайте, сэр, вы счастливый человек. Хотя бы потому, что имеете такую спутницу жизни, как мадам де Сен-Лоран. У вас есть дом в Касл-Хилл, и я уже представляю, какие усовершенствования вы там предприняли…

Эдуард с головой окунулся в устройство дома со всеми сопровождающими эту затею расходами. Он твердо решил, что Касл-Хилл должен по всем статьям превзойти королевские покои его братьев. Если его, королевского сына, не хотят честно выслушать, тогда, видит бог, он хотя бы поживет как подобает королевскому сыну.

Теперь у Эдуарда имелось четыре жилища — дом в Найтсбридже, официальные апартаменты в Кенсингтон-Пэлэс, особняк в Касл-Хилл и павильон в Хэмптон-Корт, где он был назначен смотрителем королевского парка.