Любовные каникулы - страница 6

— С такими нервами, как ты еще не тронулась?

— Твоими молитвами, — говорю.

Проглотил.

Я от фильма отвыкла, спектакли пошли, другие заботы, мы озвучивали после большого перерыва. А тут увидела — и так хорошо. И не жалко нервов, сна, да души не жалко. Он все-таки гений, Арсеньев. Девчонки-монтажницы, которые этих фильмов понасмотрелись, и те плакали.

Ну, а на премьере — фурор! Все Арсеньева поздравлять: это фильм для Канн! Это — на Оскара. А он все на меня поглядывал, хотя я и в стороне была. Чувствовал, видно... И прав оказался.

Нет, он все-таки гений. Вот только не пойму, добрый или злой?

У меня на левой щеке родинка. Одна гадалка как-то сказала, что это не просто родимое пятнышко, а сигнатура. То есть знак. Он предвещает, что меня всю жизнь будут любить мужчины. Но при этом — я буду им казаться не такой, какая есть на самом деле. Я, помню, рассмеялась:

— Какая разница, кем будут считать. Лишь бы любили!

Однако с тех пор я частенько пытаюсь поглядеть на себя как бы со стороны, глазами других. И, в частности, глазами мужчин.

Кого, например, они видят во мне сейчас, когда я спускаюсь со сцены Дворца кино и иду в зал, на свое место? Кажусь ли я им дикаркой из загадочной, не тронутой цивилизацией России? Или — эксцентричной преуспевающей кинозвездой, которой все сходит с рук ввиду ее гениальности?

Ну, что касается Андрея, то понятно, кем он меня считает.

Журналисты: этим я симпатична. Потому как своей выходкой дала им богатую пищу для сенсационных репортажей.

Вот один из газетчиков, пронырливый, вертлявый, пробирается по дальнему проходу — прямо к моему незнакомому белокурому поклоннику, который все еще стоит там, прижимая к груди букет белых роз.

Сразу видно: эти двое давно знакомы. Корреспондент что-то оживленно лопочет, а его собеседник...

Он молчит, не слушая и не отвечая. Он не сводит с меня восхищенного взгляда, словно завороженный. Вот ему-то я точно не кажусь ни дикаркой-туземкой, ни избалованной богемной дивой. Я знаю такой мужской взгляд: этот человек видит во мне не обладательницу Золотого льва, не профессионала высокого класса, а просто женщину. Прекрасную и желанную.

Мне и приятно и досадно одновременно. Но все-таки в большей степени — приятно. Не знаю, как другим, а мне мужское восхищение придает сил. Точно глоток хорошего вина.

Тем более что парень просто великолепен. Если бы не смокинг, он походил бы на древнего викинга, эдакого скандинавского полукороля-полупирата. Именно такими, наверное, были те варяги, которых некогда наши предки-славяне призвали для того, чтобы отдать им правление землями русскими.

Пролезаю по ряду мимо Клаудии Кардинале и нечаянно наступаю ей на ногу. Она же — одаривает меня улыбкой и вдруг озорно подмигивает.

Грацие, Клаудиа! Спасибо, коллега! Я вмиг обретаю вновь присутствие духа.

А Андрей шипит сквозь зубы:

— Выпендрилась, да?

Молча хмыкаю. Пускай себе злится! Сегодня мне никто не сможет испортить настроение.

— Настенька! — цедит он. — Русская красавица!

Ах так?

— Подержи, пожалуйста! — невинно попросила я и поставила ему на колени сундучок с Золотым львом. — Недолго, я только сумочку найду.

Наверное, я поступила зло. Андрей побледнел. Он держал ладони над крышкой сундучка, боясь к ней прикоснуться. Это — чужая собственность, не его. Казалось, моя награда жжет ему колени. Вот-вот брюки прожжет до дыр.

А я, злорадствуя, долго, нарочито неторопливо, «искала» сумочку, копалась в ней.

И тут Андрей посмотрел на меня так жалобно, точно обиженный ребенок. Как будто пощады просил...

Мне стало стыдно. Захотелось его утешить, успокоить. Сказать, что его «Пригоршня» — настоящий шедевр. Честное слово, это было бы правдой! Действительно шедевр. Тонкий, умный, необычный фильм. Счастливы актеры, работающие с таким режиссером, как Арсеньев. И я, конечно, своей высокой наградой обязана ему.

— Андрюша... — начала было я.

Но тут великолепная Клаудиа Кардинале, сидящая по другую руку от него, коснулась сундучка с Золотым львом длиннющими пальцами в бриллиантах:

— Поссо? — вопросительно произнесла она.

— Простите? — Я не поняла.