Любовные похождения шевалье де Фобласа - страница 7

Отец ждал меня у дю Портая, чтобы отвезти в очень красивый дом, который он снял в Сен-Жерменском предместье13. В тот же вечер я поселился в отведенных мне комнатах. Там я познакомился с Жасменом, слугой, о котором говорил дю Портай. Этот высокий пригожий парень понравился мне с первого взгляда.

«Не сердитесь ли вы на вашу сестру и ее подругу? Это было бы неблагодарностью», — сказала Аделаида. Я раз сто повторил себе этот упрек, придумывая для него тысячи объяснений. Значит, обо мне говорили, меня ждали, хотели видеть. До чего длинной показалась мне ночь, до чего томительным — утро! Какая мука слышать бой часов и быть не в силах ускорить наступление минуты, которая приблизит тебя к любимому созданию!

Наконец желанный миг настал: я увидел сестру, а главное — Софи, не менее красивую и еще более привлекательную, чем в первый раз14. Теперь даже ее простой наряд казался мне изысканным и обольстительным. В этот мой визит я подробно разглядел все ее прелести, и наши взгляды не раз встречались, покуда я предавался этому упоительному занятию. Я восхищался ее длинными черными волосами, составлявшими резкий контраст с ослепительно белой и гладкой кожей, ее изящной хрупкой талией, которую мог бы обхватить пальцами рук, очарованием, наполнявшим все ее существо, крошечной ножкой, значения которой я тогда не понимал15, но особенно — чудными глазами, словно говорившими: «Ах, какой любовью мы одарим того счастливца, что сумеет нам понравиться!»

Я сказал Софи де Понти комплимент, вероятно тем более лестный, что она не могла не почувствовать его искренности. Поначалу разговор был общим, в него вмешалась гувернантка Софи; я заметил, что к старухе относятся ласково и что она любит поболтать, и потому назвал ее глупые россказни милыми. Между тем Персон разговаривал с моей сестрой, а я нашептывал Софи любезности и задавал ей разные вопросы. Старуха продолжала рассказывать нелепые истории, которых никто уже не слушал. Наконец она поняла, что говорит сама с собой, и, резко встав, обратилась ко мне:

— Сударь, вы просили меня начать рассказ, а сами не слушаете, это очень невежливо.

Софи на прощание бросила мне в утешение нежный взгляд. Послышался грохот колес. Приехал барон. Он вошел, и Аделаида стала сетовать, что он редко навещает ее. Отец вынужден был оправдываться, заверяя, что убранство нового дома доставляет ему много хлопот. Он просидел несколько минут с озабоченным видом, потом в нетерпении поднялся, и мы вместе поехали домой.

У дверей нашего дома стоял блестящий экипаж. Швейцар доложил барону, что «толстый черный каспадин» ждет его более часа и что к нему только что приехала «квасивая тама»16. Отец явно обрадовался и удивился; он торопливо пошел вверх по лестнице, а когда я хотел подняться вместе с ним, попросил меня отправиться в мои комнаты. Жасмен, у которого я спросил, знает ли он «толстого черного каспадина» и «квасивую таму», ответил отрицательно. Все это заинтриговало меня; кроме того, мне стало досадно, что у отца появилась тайна. Я подошел к окну, выходившему на улицу. Очень скоро показался толстый господин, весь в черном; он говорил сам с собой и, по-видимому, был очень весел. Через четверть часа молодая дама легко впорхнула в экипаж; барон, гораздо менее проворный, хотел вскочить за ней столь поспешно, что чуть не сломал себе шею. Я испугался, но хохот, донесшийся из кареты, вполне успокоил меня. Меня поразило, что отец, по натуре раздражительный, не выказал ни малейшей досады. Он спокойно сел в карету, выглянул наружу и, заметив меня в окне, несколько смутился. Я слышал, как он приказал слугам передать мне, что он уехал по делам и что я могу не ждать его к ужину. Я поделился своим изумлением с Жасменом, который, по-видимому, заслуживал доверия. Он осторожно расспросил людей барона. И в тот же вечер я узнал, что мой отец начал ходить в театр и читать газеты. Кроме того, он завел себе любовницу из Оперы17 и нанял управляющего по объявлению!18 Я решил, что барон очень богат, раз взвалил на себя такое двойное бремя. Впрочем, подобные размышления не слишком занимали меня. Я любил и надеялся понравиться, а что еще нужно на заре юности?