Люди грозных лет - страница 14

Всю свою жизнь прожил он в деревне и был уверен, что знает все, что касается земледелия, животноводства, огородничества и других сельских работ. Однако, вступив на председательский пост, он понял: все, что приходилось выполнять ему раньше, было только маленькой частицей того, что приходится делать теперь. Со всех сторон надвигались на него самые различные заботы, обязанности и события; все от него требовали, добивались, спрашивали, как раньше сам он требовал, добивался и спрашивал с руководителей; всем до него было дело, и всякое дело он должен был решать сам и часто решать быстро, даже не имея времени как следует поразмыслить. Но самым трудным в своей работе Николай Платонович считал ответственность. Раньше он отвечал только за себя, и это было делом простым и легким, а вот теперь он отвечал за других людей.

В первое время работы председателем заботы и обязанности ошеломили старого Бочарова. Он не по возрасту резво бегал, суетился, оправдывался, сам требовал, угрожал и возвращался домой поздно ночью усталый, разбитый. Особенно изматывали его телефонные звонки, бумаги и представители из района. Где бы он ни находился, бежал на каждый телефонный звонок. Сжимая телефонную трубку, с дрожью в голосе то кричал, то говорил почти неслышным, робким, совсем не своим голосом. Каждую полученную бумагу он, малограмотный и не привыкший к чтению, старательно, по нескольку раз перечитывал, мучительно соображая, что требует от него эта бумага, и затем долго крупным корявым почерком писал ответы, черкая и перечеркивая написанное. Каждого представителя он встречал лично сам, выслушивал его, старался исполнить все так, как требовал этот представитель, и всякий раз с нетерпением ждал, когда же тот уедет и он освободится для работ, которые со всех сторон надвигались на него. Проговорив весь день с уполномоченным райпотребсоюза, он обнаруживал к вечеру, что в первой бригаде понапрасну простояли две лошади, а вторая бригада вместо прополки проса занималась совсем не тем; что на конюшне из-за халатности конюха сломал ногу рыжий стригунок; что огородники забыли полить капусту и несколько грядок на пригорке выгорело под палящим солнцем.

Постепенно Николай Платонович понял, что главное для него не звонки, не бумаги и представители, а работа в колхозе, руководство им. И он перестал бегать на телефонные звонки, не просиживал часами над бумагами, не занимался целыми днями с уполномоченными или представителями, а по-прежнему, работая с утра до поздней ночи, ходил по бригадам, часа по два сидел в правлении и снова шел в бригады, на скотный двор, на поля, на луга. И странное дело: изменив свое отношение к работе, Николай Платонович почувствовал облегчение, и работа его стала намного полезней.

Но постепенно случилось и другое, чего не замечал, да и не мог заметить по своей простоте душевной сам Николай Платонович. С изменением его отношения к звонкам и запросам изменилось отношение к нему и вышестоящих инстанций. Все больше и больше раздавалось сердитых телефонных звонков, присылалось грозных бумаг, все суше и строже говорили с ним уполномоченные и представители из района, все чаще на различных совещаниях упоминалось о недостатках в его работе. И не быть бы, пожалуй, старику Бочарову председателем колхоза, если б за него не вступились председатель райисполкома Листратов и председатель сельсовета Слепнев. Об этом заступничестве сам он не знал и не догадывался, продолжая работать так, как подсказывали ему собственная совесть и житейский опыт.

Неожиданный приезд сына обрадовал и вместе с тем расстроил было прежний порядок работы Николая Платоновича. Подвыпив на встрече, он основательно захмелел и, ложась спать, твердо решил встать попозже, как положено, опохмелиться с сыном и уж потом пойти на работу. Однако осуществить эти планы не удалось. Едва заслышав предутренние распевы петухов, он проснулся, потер ломившую с похмелья голову и вспомнил, что вчера вечером не успел распределить лошадей по работам. Кряхтя и охая, он поднялся с постели и, не найдя обычной кружки молока на столе, по крутым ступенькам сам полез в погреб, нашел какую-то махотку и, думая, что это молоко, начал пить, но тут же остановился, сердито отплевываясь и вытирая с усов и бороды налипший густой мед. Чиркая спичками, он долго шарил в погребе, но молока не нашел. Жалея спички, он натыкался в темноте на пустые бочки, ящики, чертыхаясь и сквозь зубы поругивая жену: