Люди одиннадцатого часа - страница 2

— Ну и что здесь такого? — спрашивает Стеня. — К чему эта притча?

— Да как же, деточки? Хозяин-то этот и есть Господь. К Господу никогда не поздно. Даже в одиннадцатом часе. Он всех принимает. Двери покаяния всегда открыты.

За разговорами не заметили, как доехали до места. Старушка сошла раньше, в Хотькове.

— Родителей преподобного навестить, — сказала она. — Здесь они, в храме монастырском, Кирилл и Мария. Уж как он любил их, деточки. Старался для них, заботился. Чтоб старость их успокоить. Проводил до могилы. И только потом уже, после этого, ушел в отшельники.

И к Стене нагнулась:

— И ты не оставляй матушку свою. Чтобы заслужить ее молитвы и благословение.

Народу вместе с Варей и Стеней сошло с поезда много и все в обитель. Колокольня монастырская, купола храмов издалека видны — на горке. А от самой станции по дороге нищие, к прохожим пристают, милостыню клянчат.

— Попрошаек-то сколько, — ворчит Стеня. — Святое место — раздолье.

А Варя ничего, даже радуется, всем подает, никого не пропускает. Видит какого-то оборванца, деньги ему протягивает. А тот говорит:

— Поучительный случай перед вами. Бывший певчий. В обители преподобного Сергия пел. Тенор Александр, все знали. Но возгордился, в консерваторию ушел. Говорили — не ходи. Не послушал! Вот и наказание! Дурные приятели, легкая жизнь. Теперь ни голоса, ни здоровья.

Тут к ним старик в лохмотьях подскакивает, певчего в сторону оттесняет. Распахивает перед Варей лохмотья, а у него по всему телу рубцы и шрамы.

— Чудесное исцеление. В больнице при Лавре лежал. Весь в язвах и ранах. Белье нельзя было надеть. Думал с собой покончить. На подоконник уже забрался. И тут удостоился посещения преподобного Сергия. Палата наполнилась светоносною росою. И благоуханием. Угодник погрозил мне пальцем, и к утру все язвы сошли.

Варя и ему милостыню подает. А сзади уже женщина какая-то ее дергает, рука у нее на перевязи.

— Явление силы Божией... С детства у меня рука сухая была. Приехала в обитель. На Всенощной перед мощами святыми молилась. И вот чувствую, будто по руке вода горячая потекла. Как живая стала.

Женщина снимает руку с перевязи и машет ею в воздухе.

— Совсем как живая!

Подала и ей Варя, сама спешит дальше. Там опухший какой-то стоит, лицо красное, в волдырях.

— Пил, небось, горькую? — спрашивает Варя.

— Еще как пил, — кивает опухший. — Можно сказать — запойный пьяница. Каждый день черт посещал. Как выпью — он уже тут как тут. Сидит в углу, ноги в чайном блюдечке полощет. Жена молилась преподобному, Сергию, молилась, насилу вымолила. Теперь ни капли в рот.

Подала ему Варя, а он на соседку указывает:

— Тоже — чудотворная благодать. Слепая была... Темная вода в глазу. Заказала молебен угоднику... Теперь видит...

Варя подходит к женщине, дает ей денег и спрашивает:

— Не знаете, где здесь комнату можно снять на несколько дней?

Женщина повернулась к ней:

— Вижу тебя, вижу... По молитвам святого Сергия вижу...

— Я спрашиваю — у кого здесь комнату можно снять?

— Да не знает она ничего, — вмешивается опять старик в лохмотьях. — Зря вы ей только деньги дали. Вы лучше мне добавьте. Я вам скажу. Идите прямо к обители. Там на площади отыщите Иннокентия... Он берет жильцов...

Варя со Стеней пошли дальше, перешли мостик через речушку, там сбоку две церквушки небольшие, а направо, на горке — площадь перед Святыми воротами. Народу там тьма-тьмущая, везде автобусы, машины легковые — где здесь искать Иннокентия?

У самых ворот большая толпа — экскурсанты. В середине блондинка в широкополой шляпе, очки темные. Долетают слова:

— Смутное время... Самозванец... Второй Лжедимитрий... Польские войска... Осада... Сапега, Лисовский...

Подошли Варя со Стеней ближе, стали в сторонке.

— А какая у монахов защита? — продолжала блондинка в шляпе. — Кипятили вар, смолу, серу, таскали на стены камни и известь. Подмоги от Шуйского из Москвы никакой. Запасы хлеба кончались. А тут новая беда — цинга. В обители смрад от зараженных и умирающих. Осажденные совсем было пали духом. Тут еще известие — поляки подкоп под монастырь ведут, мины закладывают. А где подкоп — неизвестно.