— Беда! — кричит. — Беда!
— Господи, что еще?
— Маму убили!
— Как убили? Кто?
— Эсеры!
— Да будет вам! Какие еще эсеры?
— Террористы! Дора убила!
Варя со Стеней недоверчиво так на Иннокентия смотрят.
— Опять выдумки? Когда же это кончится?
— Да нет же, говорю вам — Дора приходила. Сижу я вечером с мамой. Вдруг кошка наша выскакивает из передней. Шерсть дыбом, шипит. Мама спрашивает: “Что с кошкой?” И тут я вижу — кровать ее с краю продавливается, будто сел кто. А мама как вскрикнет: “Дора!” Тут и я увидел — женщина какая-то, волосы черные, двух пальцев на руке нет. С ней еще другая, помоложе...
— Час от часу не легче! Да другая-то кто? — спрашивает Варя.
— Дора говорит, дочь моя — Польцева Елизавета. Которую из колхоза исключили. Родители — эсеры. Десять лет тюрьмы за срезанные колоски.
— Ну вот что! — решительно говорит Варя. — Идем!
Вошли они в первую комнату, да так и обмерли. На кровати, вся залитая кровью, лежала Марта Кондратьевна.
— Ножом они ее, наверное, — шепчет Иннокентий. — Или топором. Как же я теперь без нее? На что я жить буду?
Стеня подошел ближе, видит — на столе записка. Черными густыми чернилами на клочке газеты написано: “И пришедшие около одиннадцатого часа получили по динарию”.
— Кто это написал? — спрашивает.
— Дора. Кто же еще? — отвечает Иннокентий.
Варя со Стеней в этот день, конечно, никуда не уехали. Пока шло следствие, их никуда не пускали. Однако все кончилось довольно быстро. Выходило так, что никакого убийства вроде бы вовсе даже не было. Ножевых или каких других ран на теле не обнаружено. Кровь на Марте Кондратьевне — это из ее носа, врачи установили. Все говорило за то, что обычная сердечная недостаточность. Осталось загадкой только одно — кто же все-таки написал записку на газетном клочке? Ведь даже чернил таких в доме не было.