Люди одиннадцатого часа - страница 6

— Погода-то нынче какая! Прелесть!

“Вот тебе раз, — думает Стеня. — Прямо светский прием. Какой же он святой прозорливец?”

А старец тем временем подходит к шкафчику в углу, открывает его и начинает доставать игрушки детские — куклы самые разные, солдатики, лошадки. Под конец вытаскивает деревце игрушечное, вместо яблок — колокольцы блестящие. Старец трясет деревце перед Стеней, колокольцы звенят. “Теперь еще играть вздумал”, — недоумевает Стеня.

— Яблоня родительской субботы, — говорит старец. — Разбойник один, душегубец, тридцать лет каялся. За всю свою жизнь разбойную. Вот яблоня и выросла. Все яблоки серебряные, два золотых. А как стал разбойник в субботу трясти яблоню, серебряные яблоки осыпались, а два золотых удержались. И был ему голос: “Это родители твои, которых ты погубил”.

Когда уходили от старца, Стеня все ворчал:

— Подумаешь — прозорливец. Я и сам знаю, что я разбойник и душегубец. Для чего же передо мной деревцем трясти?

По дороге Варя купила образок с изображением Черниговской Божьей Матери. Дома она отдала образок Марте Кондратьевне, а та говорит:

— Мне бы раньше все это... А то ведь жизнь прошла... И что у меня было? Подвиги пионерские...

Просит тут она Варю достать из шкафа папку какую-то старую. Открыла — там вырезки газетные. Долго рылась, искала что-то, сама рассказывает:

— У нас тогда здесь сельхозартель была имени Крупской. А я звеньевая, вожатая. Пошли мы с пионерами в поле, пять человек. “Стригунов” искали. Которые колоски срезают. Видим — женщина какая-то за снопами прячется. Колоски ножницами срезает и к себе в котелок. У нас такая Паша Лямкина была. Она как крикнет: “Объездчик!” Женщина котелок бросила и в лес. Потом уже, когда ее поймали, мы опознали — Польцева это Елизавета. Ее год назад из колхоза исключили: родители у нее контрреволюционеры, эсеры. Нигде не работала. Судили ее, десять лет.

Марта Кондратьевна нашла, наконец, вырезку из газеты, протягивает Варе. Варя смотрит — “26 октября 1934 года”. И заголовок: “Подвиг пионеров”.

— Нас потом всех наградили, — говорит Марта Кондратьевна. — Мне патефон, остальным — барабаны и трубы.

Варя прочитала заметку и говорит:

— Я знаю, почему к вам Дора ходит.

— Почему, почему? — разволновалась Марта Кондратьевна.

— Человека вы загубили. Вот эту самую Елизавету Польцеву. Вам бы покаяться. Вот Дора и перестанет ходить.

— Поздно мне уже, — снова говорит Марта Кондратьевна. — Я же говорю — все у меня позади.

— Покаяться никогда не поздно, — вспомнила Варя старушку в поезде. — И в одиннадцатом часе можно... Таких людей много... Которые поздно к Господу приходят...

На другой день Варя со Стеней поднялись рано и сразу в Лавру, даже чай пить не стали. Народ туда валом валит, все с цветами, с ветками березы: Троица, праздник. Весь храм украшен березами, пол травой усыпан — ноги путаются. Тут же в толпе, конечно, нищие, которых Варя и Стеня видели в день приезда — бывший певчий, пьяница опухший, старик в лохмотьях, язвы свои показывает, слепая, другая еще — с рукой на перевязи.

Как вошли Варя и Стеня в храм, сразу старушку знакомую приметили, ту самую, с Ярославского вокзала, которая с ними в поезде ехала. Старушка тоже их узнала.

— Дух-то какой здесь легкий — березовый, — говорит она. — Нынче земля именинница. Господь ее в этот день посещает. Дай, думает, пойду погляжу, навещу во Святой Троице.

Протягивает она букетик цветов.

— Принесите Господу цветочки. А как на коленки встанете, пошепчите в травку — грешен, мол. Покайтесь, милые мои. Господь пройдет мимо и благословит.

До вечера Варя и Стеня были в Лавре, вернулись поздно и сразу спать — завтра в обратный путь. Сон в эту ночь у Стени был умилительный. Будто сидит он на дворе под деревом. Напротив три путника с посошками. Балахоны на них дорожные, а лица светлые. И вот выходит матушка Стени и несет им хлеб на тарелке и кувшин с водой. “Простите, говорит, дорогие, что так принимаю. Угостить мне вас нечем...”

Рассказал Стеня утром свой сон Варе, а Варя говорит:

— Вот и посетил тебя Господь в Святой Троице...

Сразу после завтрака стали они собираться в дорогу. Только вещи уложили, врывается Иннокентий. Белый весь, лицо опрокинутое.