Люди сороковых годов - страница 22
И в самые страшные минуты, когда казалось, что земля вот-вот разверзнется и поглотит остатки рощи со всем, что в ней находится, когда рев танков, артиллерийская канонада, вой мин, свист пуль и рокот десятков авиамоторов достигли предельного напряжения, телефонист штаба все тем же спокойным, немного усталым голосом повторял:
— Я — Незабудка… Я — Незабудка… Сосна, я тебя слышу. Сейчас даю Тормоз…
Катуков брал трубку и с картой в руках слушал условный код. Немецкие танки уже прорвались через передний край и злобно вертелись волчком над окопами мотопехоты и авиадесантников, силясь размолоть их вместе с людьми, которые там укрывались. Под гусеницы летели связки гранат. Гибли одновременно и те, кто атаковал, и те, кого атаковали. Ни один боец не отступал. Катуков знал, что именно так все и должно было произойти, и все же ему было больно и горько: он успел полюбить людей своей бригады, такой дружной и сплоченной.
Бой медленно перемещался от реки Лисицы, которую Гудериану удалось все же форсировать, через высоту 217,8 к деревне Первый Воин. Штаб Катукова из дубовой рощи перешел в большой подвал какого-то дома в овраге на юго-восточной окраине этого селения.
Гитлеровцы продолжали свои атаки вдоль шоссе. Одновременно они пытались обойти позицию 4-й танковой бригады справа и слева.
В эти труднейшие часы танкисты сделали все, что посильно человеку, и даже больше того: Катуков знал, что на поле боя уже сгорело несколько десятков немецких танков, быть может, больше того, чем располагал он сам; он знал, что наступательный порыв немцев постепенно ослабевает. И все-таки положение оставалось крайне опасным — уж больно велико было неравенство сил!
Комбриг воевал чрезвычайно расчетливо, экономя свои ресурсы. И только в самую критическую минуту, когда казалось, что немцы вот-вот прорвутся и все полетит к черту, он приказал своему резерву контратаковать…
В бою отличились многие, но прежде всего следует сказать о том, что сделал Иван Любушкин, проявивший себя как подлинный мастер танкового боя. Преградив путь немецким танкистам, пытавшимся обойти бригаду Катукова через деревню Каменево и высоту 231,8, он совершил настоящее чудо — уничтожил девять танков Гудериана! Вот как рассказывал мне потом об этом сам Любушкин — я привожу запись беседы с ним без всяких изменений: она отлично передает не только драматизм ситуации, но и удивительный характер этого человека, поистине танкистский характер…
Из фронтового блокнота
Я тогда под Первым Воином получил приказ выйти на левый фланг и занять место для танковой дуэли. Только доехали до назначенной точки — один снаряд попал в мою машину, но броню не пробил.[15] Я сам сидел у пушки, скомандовал экипажу: «Даешь бронебойные! Посмотрим, чья сталь крепче». И начал бить.
Снаряды все время стучали по нашей броне, но я продолжал огонь. Зажег один немецкий танк, тут же второй, за ним третий. Снаряды мне подавали все члены экипажа. Ударил в четвертый танк — он не горит, но вижу, что из него выскакивают фашисты. Послал осколочный снаряд — добил. Потом разбил еще несколько танков.
В это время все-таки какой-то гитлеровец ухитрился, ударил мою машину в бок. Этот снаряд пробил броню и разорвался внутри танка. Экипаж ослепило. Чад. Радист Дуванов и водитель Федоров застонали. Находившийся в моем танке командир взвода лейтенант Кукарин — он только что вернулся из рейда, ходил с Бурдой, — полез к водителю, видит — он оглушен. Кукарин помогает Федорову. Я продолжаю вести огонь, но тут слышу, как Дуванов говорит: «У меня нога оторвана». Кричу Федорову, — он в это время уже малость отдышался: «Заводи мотор!»
Федоров нащупал кнопку стартера, нажал… Мотор завелся, но скорости, кроме задней, не включались. Кое-как отползли задним ходом, укрылись за нашим тяжелым танком KB, там перевязали радисту ногу, убрали расстрелянные гильзы.
Надо было бы выйти из боя и произвести ремонт, но тут я увидел в кустах укрытые немецкие танки, которые вели огонь. Уж очень хорошо они были мне видны, жаль их было оставить.
У меня основной прицел разбит, но остается вспомогательный. Я говорю ребятам: «Даешь снаряды! Еще разок постукаемся». И начал бить гадов.