Мачты и трюмы Российского флота - страница 51

В настоящее время командир отделения, имеющий право объявить выговор, практически лишен реальной власти. То же и старшина команды. Он не имеет права объявить матросу даже наряд на работы. Уставом это отменено. Вырвав из рук младшего командного звена ремень реальной юридической власти, возможности применения к рядовому составу мер принудительного характера, мы практически обезоружили старшин и, тем самым, лишились их. Звено младшего командного состава, обязанное нести основную нагрузку в деле обучения и воспитания матросов, выпало. И эту пустоту заполнить нечем, разве что взвалив обязанности старшины на лейтенанта. Лейтенант же не в состоянии выполнять качественно сразу две функции – функцию старшины и свою собственную. Равновесие в равенстве мер убеждения и принуждения у нас сдвинуто. В сторону убеждения. К чему это приводит – наглядно демонстрирует пример двух неудавшихся военных врачей. Оба свалились в пропасть. Я имею в виду Петрова и “Профессора”. Если бы к Петрову вовремя был применен закон, он не смог бы, по крайней мере, утащить за собой напарника.

Масса тщетных попыток воспитать человека закончилась провалом. Я согласен с тем, что подавляющее большинство молодых людей обретают на флоте твердую платформу убеждений, принципов, идеалов. Однако значительное количество так называемых “грубых поступков”, не получающих должного сурового наказания, подрывает веру в жесткость и правоту советского закона. Это порождает в человеке чувство безнаказанности и вседозволенности. Поэтому часто мы видим пререкания матросов с офицером, не говоря уже о старшине и мичмане, имеем факты избиения младших старшими, так называемую “годковщину”, случаи невыполнения своих обязанностей, нарушения распорядка дня и даже умышленной поломки техники.

Все эти негативные моменты фиксируются в тысячах бумаг, по ним пишутся миллионы приказаний и телеграмм, проводятся конференции и совещания, комсомольские и партийные собрания. Итогом этой вселенской говорильни всегда бывает наказание офицера, “не сумевшего обеспечить...” В результате же взысканий, получаемых офицером за личную недисциплинированность его подчиненного, совершеннолетнего, заметьте, задерживается продвижение офицера по службе, присвоение ему очередных воинских званий. Парадоксально, но страдает реально тот, чья вина состоит в том, что он за месяц или полгода не сумел исправить огрехи в воспитании нарушителя, длившиеся 18 и более лет. А сам нарушитель? Не починившись, например, приказанию старшины, он не несет абсолютно никакой ответственности, в то же время совершая воинское преступление. И командир подразделения, должный “принять все меры вплоть до применения оружия” для наведения воинского порядка, вынужден скрывать проступок подчиненного, дабы не быть возведенным на плаху самому. Офицер становится соучастником преступления. Я сожалею о том, что у нас нет на крейсере морской милиции, пользующейся правом при необходимости наводить порядок силой. Вооруженные силы и государство в конечном счете от этого только бы выиграли. На корабле я совсем немного. И, возможно, кое-что в своих взглядах мне придется изменить, но... я пока сомневаюсь в этом.

– Да-а... – задумчиво произнес старпом. Во многом вы правы. По крайнем мере, кое в чем. Объективные оценки существующего положения вещей не всегда находят поддержку... Устоять на позициях... бывает трудно. Иногда – невозможно. Я боюсь, что вы еще набьете много шишек... если вас не сломает система. Но, желая вам успеха, я понимаю вас. Идите.

Несмотря на то, что сумбурная теория моя не нашла полной поддержки о стороны имеющего большой опыт службы офицера, но она и не вызвала возражений. Довольно странно. Или нет? Что-то в этом есть?! Попытаемся вернуться к ней позже. Через годы.

Служба шла своим чередом. По заведенному кругу. Я уверенно завоевывал свои позиции во флотской системе расстановки кадров, основным принципом которой является: “каждый на своем месте”. По результатам проверки медицинской службы крейсера “по итогам летнего периода обучения” она заняла второе место в объединении, поднявшись с последнего места на флоте. Божков повеселел, приобрел уверенность в подчиненных и в себе. Его “Ах, ах!” раздавалось чаще и в мажорном звучании: