Мадам Казанова - страница 36
Наполеон посмотрел на меня сияющими глазами.
— Я люблю тебя, — шепнул он. — Мы станем мужем и женой, как только найдем священника, согласного обвенчать нас. Я никогда не забуду твою веру в меня.
Я кивнула, чувствуя себя счастливой.
— Пошли! — Я подтолкнула его к окну. — Мы должны уйти, прежде чем в доме начнут просыпаться.
Затем я подобрала юбку, зажала в зубах узел с вещами и стала спускаться вслед за Наполеоном. Пока он тащил лестницу обратно к сараю, я стояла и смотрела на небо, которое начало уже окрашиваться золотом на востоке. Я не сомневалась, что отец понял бы меня. Для Карло мой поступок навсегда останется загадкой; к тому же я оскорбила этим его гордость, его жизненные принципы и идеалы. Мне было его жаль, но я уже не могла — да и не хотела — ничего менять. Я попросту выкинула из головы все мысли о Карло. Свежий и влажный воздух был напоен весенним ароматом и предчувствием чего-то хорошего. С радостным настроением я направилась к Наполеону, который ждал меня за углом дома.
Мы разбудили Арриги, друга Наполеона, и он дал нам лошадей — крепких, выносливых животных, а также немного хлеба и воды на дорогу. К тому времени, когда взошло солнце, мы были уже под надежной защитой леса.
Целый день прятались в каменном гроте, а ближе к вечеру двинулись в путь и до наступления ночи достигли одной небольшой деревни возле города Пиджоло.
— Мы обвенчаемся, как только найдем священника, — сказал Наполеон.
Он остался охранять лошадей, а я отправилась на поиски дома священника. И вот я уже стою перед его скромным, покосившимся жилищем, которое прилепилось к столь же ветхой церквушке. Я постучала в дверь, и мне открыл полный, добродушного вида священник. Я спросила, не сможет ли он приютить двоих усталых путников.
— Мой дом открыт для всех добрых христиан. — Святой отец радушно развел своими пухлыми, с ямочками руками.
Я сходила за Наполеоном. Мы привязали возле колодца лошадей и вошли в эту гостеприимную обитель. Комната была небольшой и темной; в ней пахло испорченной пищей и старой одеждой. Священник, который сообщил, что его зовут Иеронимус Коста, со столь же доброжелательной любезностью приветствовал Наполеона и пригласил нас присесть за расшатанный стол.
Я сразу же перешла к делу и рассказала святому отцу трогательную историю о двух враждующих семействах, которые не позволяют своим детям — я указала на себя и Наполеона — любить друг друга и отказывают им в благословении на брак. Вот почему, подытожила я, нам пришлось бежать, чтобы совершить где-нибудь обряд венчания.
Коста утер слезы умиления на своих круглых щеках. Он с такой готовностью поверил моим словам, словно мы обсуждали все это с ним раньше. Святой отец объявил, что он готов обвенчать нас, а в качестве свидетелей могут выступить Филомена — его экономка — и церковный сторож; никаких особых приготовлений для этого не потребуется. А после обряда венчания мы с Наполеоном, уже в качестве мужа и жены, сможем выступить против вражды между нашими семействами.
В радостном возбуждении я сжала руку Наполеона, и он ответил мне твердым, ласковым пожатием. Впервые после нашей последней встречи с его лица исчезло напряжение, а на губах появилась знакомая нежная улыбка.
Затем священник Коста развил необыкновенно бурную активность. Он позвал Филомену и поручил ей привести церковного сторожа, а также зажечь на алтаре свечи. После этого он достал из шкафа свое церковное облачение, взял Библию, чистую бумагу, чернильницу и гусиное перо.
Я, конечно, представляла свое бракосочетание по-другому. Как любая другая девушка, я мечтала о красивом платье и венке невесты, о праздничном приеме с гостями, цветами и веселой музыкой. Сейчас я была бы рада возможности хотя бы немного освежиться, надеть чистую блузку и привести в порядок волосы. Но такой возможности мне, увы, не представилось. Никакого другого помещения там не было, а переодеваться в присутствии священника я не могла. Я ограничилась тем, что поправила пальцами брови и на ощупь пригладила выбившиеся пряди волос.
Главное — то, что я нравилась сейчас Наполеону и что мы станем супружеской парой.