Маджестик - Семена смерти - страница 4
Бах почувствовал странное электрическое покалывание на коже, такое ощущение, будто в непосредственной близости от него бушевала сильная гроза. При этом во всем лагере отключилось электричество. На мгновение тьма казалась абсолютной, а на мгновение даже время, казалось, остановилось, словно удерживая это мгновение на всю вечность. Бах, затаив дыхание, ждал паники, которая должна была разразиться, криков, шагов, звуков убегающих людей, возможно, выстрелов. Но ничего не произошло. Возможно, он был не единственным, кого парализовала полная темнота. Может быть, что-то там наверху не отключило технологию внутри лагеря.
Две или три секунды прошли, как суровая вечность, а затем внезапно в небе появился новый бело-голубой свет, сопровождаемый тусклым вибрирующим гудением, похожим на электрическое сердцебиение, которое, казалось, исходило со всех сторон в разные стороны. в то же время. Бах прищурился и заставил себя смотреть дальше в теперь болезненно ослепляющий свет. Огромная фигура парила над синим глозенсом, огромным треугольным диском, который, казалось, находился в постоянном дрожащем движении, хотя в то же время он стоял неподвижно. Корабль был не таким гигантским, как он первоначально думал, но, тем не менее, огромным.
«Какого черта ...» - пробормотал Трумэн.
Корабль медленно опустился ниже и остановился в пятнадцати-двадцати метрах над лагерем. Его электрическое сердцебиение стало громче. Бах почувствовал, как тонкие волоски встают дыбом на тыльной стороне его ладони и на затылке. Песок под его ногами начал шептать. Затем, очень медленно, посреди трех огней открылся еще один сверкающий глаз. Дверь.
«Мы на связи, - тихо сказал Бах.
22 ноября 1963 г., 15:56
Норман, Оклахома
Знак с географическим названием, который миновал нас десять минут назад по левой стороне дороги, был последним признаком человеческой цивилизации. С тех пор дорога не только становилась все хуже и хуже, но и наш темп неуклонно снижался. Пять минут мы двигались только пешком. Бесплодный, почти пустынный пейзаж простирался по обе стороны от тупиковой взлетно-посадочной полосы, которую моя карта в приступе мании величия объявила дорогой: иссохшая земля, из которой кое-где торчали только сухие кусты, угловатые холмы, там и сям скелет дерева, который даже в расцвете сил был не больше человеческого роста, камешки размером с семейный дом ... Трудно было поверить, что мы находимся в центре Оклахомы, а не на обратной стороне луны или на какая-то странная необитаемая планета. Но эта среда идеально подходила для нашего проекта. Полчаса изучал карту, пытаясь найти подходящее место, и результат почти превзошел мои ожидания.
«Как далеко это?» - спросила Кимберли. Это были первые слова, которые она сказала после того, как мы покинули мотель. Ее голос звучал ровно и выражал даже больше ее усталости, чем неестественная бледность ее лица и глубоко вырезанные темные линии на нем.
Я попытался воспроизвести карту, одновременно отыскивая конкретную особенность местности, и, наконец, пожал плечами. «Две или три мили», - предположил я. "Почему?"
Кимберли не ответила. Я тоже не был уверен, слышала ли она мои слова. Я ненадолго повернул голову, посмотрел ей в лицо и был поражен, когда посмотрел на нее - хотя я знал, что я увижу. Ким была смертельно бледна, а глаза остекленели. Той ночью она плохо спала - вся страна плохо спала той ночью - но это не единственная причина ее состояния. Шок, поразивший всю нацию, охватил и нас, но наш ужас стал глубже. Может быть, потому что мы с Ким знали, что произошло на самом деле. Или, по крайней мере, думали, что они знали в тот момент .
«Шеви» проехал по сухой ветке, лежавшей через улицу, и сломался с сухим треском. Шум казался мне выстрелом в уши.
«Мы убили его, Джон», - пробормотала Ким.
Я удивленно поднял глаза. "В качестве?"
«Мы убили его, Джон», - повторила Кимберли. «Мы убили президента».
«Чепуха!» - ответил я импульсивно - и далеко не так убедительно, как следовало бы. Может, она была права. Этого не могло быть, потому что этого не могло быть, но, может быть, это все равно было правдой. Бах сказал мне, что мы на войне, и, возможно, вчера днем в Далласе были произведены первые настоящие выстрелы. А может быть, они их уволили по моей вине. Тем не менее, я сказал снова и более решительно: «Нет! Это не наша вина! "