Маджестик - Семена смерти - страница 69

  Он никак не отреагировал. Он смотрел на меня так, как боксер мог бы смотреть на своего соперника в перерыве перед десятым раундом, с выражением лица, которое могло быть безмятежным, или просто упрямым, или, возможно, даже ошеломленным. Наконец он очнулся от ступора. Он решительным движением затушил сигарету и встал.

  «Я просто надеюсь, что Герцог ошибается», - грубо сказал он, жестикулируя коричневой папкой. «Он сделал пару предположений, которые действительно беспокоят.» Он направился к двери. «Вы должны молиться, чтобы ваша девушка действительно была чистой», - сказал он. «Вам следует молиться, чтобы она была для нас чем-то большим, чем просто неисчислимым фактором риска», - он распахнул дверь. «Я отведу тебя к Марселю», - были его последние слова. «Может быть, вы оба сможете научить друг друга, что такое реальный мир».

  25 ноября 1963 года, 4:37

  Величественная камера хранения

  Вопреки его заявлению, Бах сначала предоставил меня своим людям, но я проигнорировал их вопросы, и по какой-то причине они не особо беспокоились. Наконец они дали мне поспать пару часов на койке. Я не спал, когда они снова пришли за мной, и я не мог вспомнить, чтобы заснул, но мое истощение, должно быть, было настолько сильным, что я даже не подумал о Кимберли и опасности, в которой она находилась, смогла удержать меня. просыпаюсь надолго.

  В конце концов, Бах все же сдержал слово. Они заперли меня на одном этаже с лабораториями, в маленькой комнате для допросов с прямоугольным столом, двумя стульями и охранником в коричневой рубашке и белом шлеме перед окнами коридора. Джесси Марсель сидел на одном из стульев и смотрел на меня в замешательстве и вопросительно, когда они дважды повернули ключ в замке двери позади меня. Я полагаю, он задавал мне вопросы, но я полностью игнорировал его. Я отверг стул и позволил себе соскользнуть по стене, где я стоял. Я просидел так почти час, наедине с Марселем и своими мыслями. В ту бесконечную ночь перед похоронами Джона Ф. Кеннеди, которые должны были состояться ранним днем ​​25 ноября на Арлингтонском национальном кладбище, многие американцы, вероятно, плохо спали - и все же я завидовал им нормальности их повседневных забот, что я полностью потерял бы. С Бахом было легко отбросить все сомнения и защитить Кима. Дело в том, что она изменилась, и даже если АРТ полностью удалила чужеродную ткань из ее тела, глубокие следы остались в ее воспоминаниях и личности. И в своих воспоминаниях я признался самому себе.

  Я подумал о более счастливых днях, о том, как я был взволнован, когда забрал ее на нашем первом свидании, о первой ночи, которую мы провели вместе, о том дне, когда она потеряла две пуговицы на своей блузке. Я видел, как ее лицо просыпается при свете свечей и спит в лунном свете, и я с кошмарной уверенностью узнал, что другие, невыразимо уродливые образы уже начали утверждать и накладывать эти воспоминания, точно так же, как бегущие плесени внезапно повсюду, чтобы найти то, что казалось нетронутой и здоровой накануне.

  Так же, как псевдоподии ганглия распространились по телу инфицированного человека. Как он незаметно рос в теле Ким в течение нескольких дней.

  Я подавил поднимающиеся слезы. Думая о том, как мы занимались любовью в мотеле в аэропорту, я задавался вопросом, увижу ли я в следующий раз, поцеловав ее, перед своими закрытыми глазами ужасный поцелуй, которым Стил испортил обезумевшую Руби. Я подумал, придется ли мне думать об ощупывании ножек ганглиев в следующий раз, когда я почувствую их язык на своем. Чего бы Бах ни хотел достичь, он отравил всю мою жизнь менее чем за четверть часа. Он закончил то, что начал Улей. Слишком поздно, дало мне понять создание Пратта. Они у нас есть. Улей коснулся их, и все, что они коснулись его отвратительными пальцами, было отмечено после него, Кимберли не больше и не меньше, чем я.

  «Вы выглядите так, как будто кто-то посадил вас на велосипед», - сказал Марсель. Я совершенно забыл, что он сидел за столом.

  «Бах?» - спросил он, когда тишина грозила растянуться на несколько минут.