Магнетрон - страница 27
«Да, Рубель прав, — думал он. — Очень трудно не то что решить, но даже сформулировать суть задачи».
По мере того как он перекладывал с места на место свои листки, тасовал их и вновь раскладывал, ему казалось, что он все яснее представляет себе, в каком направлении следует вести опыты.
«Размеры любого современного электронного генератора во много раз меньше, чем длина создаваемой этим генератором электромагнитной волны… В этих генераторах размеры пространства, где взаимодействуют электроны и поле, малы по сравнению с длиной волны…»
Он подчеркнул синим карандашом только что написанную фразу и подпер подбородок кулаками.
«Но что из этого следует?»
Внезапно наступившая тишина в соседней комнате отвлекла его от мыслей о генераторе.
— Что у вас там? Дурак родился или тихий ангел пролетел? — крикнул Веснин, отворив дверь.
— Да ты, вроде, работаешь — отозвался Рогов.
— Когда вы кричите, я ничего не слышу. Это до сознания нё доходит. А когда вы шепчетесь, я поневоле прислушиваюсь. Шепот отвлекает меня.
Веснин не шутил. В читальне он обычно долго не мог сосредоточиться именно из-за этой так усердно охраняемой персоналом и строго соблюдаемой читателями тишины.
— Ты устал с дороги. Тебе надо выспаться. Утро вечера мудренее, — сказал Рогов.
А Рома Дульцин начал наигрывать: «Спи, моя радость, усни, усни-и, усни-и-и-и…»
— Завтра выходной, — вспомнил Веснин.
Он собрал со стола свои листки, сунул их в ящик и тут только увидел, что в ящике лежит письмо из Киева. У них с Роговым было условие: письма, если получателя нет дома, складывать в средний ящик принадлежащего адресату стола.
Большой каштан под окнами нашего дома зачах, — сообщала мать. — Дерево прижгли случайно, когда асфальтировали Владимирскую улицу…
«А я не написал им. Не написал, что был в Севастополе».
Он сложил письмо, положил его обратно в ящик и лег.
Владимирская улица, вся усаженная старыми каштанами, родной дом — как далеко ушло все это, как редко думалось о близких, оставшихся в Киеве…
Володе было лет пять или шесть, и он не мог еще обхватить толстый ствол каштана, когда отец сделал зарубку на этом дереве, отметив рост мальчика. С каждым годом каштан поднимался все выше и ветви его раскидывались все шире. Но мальчик рос быстрее. Когда Володе Веснину минуло тринадцать лет, зарубка едва доходила ему до пояса.
Володя любил весной сидеть на подоконнике раскрытого окна и смотреть вниз, на круглые темно-зеленые кроны деревьев. Сверху они казались насквозь пронзенными остриями белых соцветий. А если смотреть на каштаны с тротуара, снизу вверх, то казалось, будто на ветвях стоят пирамидальные свечи, горящие белым огнем. Позже весенние дожди смоют лепестки цветов. Они будут лежать на асфальте хлопьями, как снег. Вместо цветов на деревьях останутся гроздья зеленых шариков. Летом Володя собирал их в большую коробку. В эти шарики легко входили спички. Из спичек и незрелых каштанов мальчики с Владимирской улицы строили сквозные башни, мосты, корабли.
Веснины жили неподалеку от Софиевской площади. На углу площади, против собора, стоял двухэтажный дом. На его двери висел маленький кусок картона с надписью: Центральная метеорологическая станция.
Каждое утро из домика выходил кудрявый молодой человек в очках и, напевая или насвистывая «С неба полуденного жара не подступись, конная Буденного рассыпалась в степи», укреплял на фанерном щитке очередную сводку погоды по всему Советскому Союзу.
Володе Веснину и его закадычному другу детства Тольке Сидоренко доставляло удовольствие изучать синоптическую карту, которая менялась ежедневно. Толя читал вслух, какова температура в Архангельске, Красноярске, Ленинграде… А Володя водил пальцем по карте, на которую были нанесены извилистые голубые линии, усаженные кружочками и перистыми стрелками.
Старый каштан, упомянутый в письме матери, потянул за собой вереницу образов и впечатлений, казалось, давно забытых.
Вот два мальчика стоят у двери метеостанции перед очередной метеосводкой. На балкон двухэтажного домика выходит молодой метеоролог. Его рыжие кудри горят в лучах утреннего солнца, ослепительно сверкают стекла очков, сияют застежки подтяжек, надетых поверх яркой клетчатой рубахи. Он подмигивает мальчикам, как старым приятелям, и, оттянув большими пальцами обеих рук подтяжки, сразу отпускает их — резина щелкает подобно выстрелу из винтовки. Молодой человек хохочет; вместе с ним смеются и мальчики, стоящие внизу. Молодой человек запевает: