Махмуд-канатоходец - страница 14

Чингис-хана.

Махмуд молчал. Все, что рассказывал Асам-пахлаван, Махмуд уже знал. Он не ждал увидеть здесь ничего радостного и ничего нового, так же как и везде, где правили монголы. В Самарканде его интересовал один человек, наместник, правитель. Этот повелитель, оставленный монголами для поддержания порядка, ревностно исполнял свои обязанности, и его жестокость и своеволие даже в те страшные времена вызывали удивление и трепет.

Темнота все сгущалась и сгущалась. Над городом зажглись звезды. Теплый воздух поднимался снизу, с равнины, а сверху повеяло ночной прохладой. Пахло полынью и пылью дорог. Иногда в тишине слышались какие-то шорохи, мерно дышали спавшие верблюды.

— Знаешь,— сказал Асам-пахлаван, укладываясь спать,— знаешь, Махмуд, не попробовать ли тебе завтра с утра натянуть канат и показать свое искусство? В былые времена здесь любили канатоходцев.

— Нет,— ответил Махмуд.— Ты же знаешь, зачем я пришел в Самарканд,

Асам-пахлаван не стал возражать. Он знал, что нужно Махмуду в Самарканде. Нынешний правитель города много лет назад был среди тех, кто захватил Хиву и Ургенч. Говорили, что он был среди тех, кто угонял хорезмийских мастеров в рабство. Махмуд твердо решил расспросить повелителя Самарканда о судьбе своих земляков.

— Ну, как знаешь,— неуверенно пробормотал Асам-пахлаван.— Я за тебя думать не обязан.

— В том-то и дело, что каждый сам за себя должен думать,— вздохнул Махмуд.

* * *

Солнце только еще всходило, когда борцы, наскоро позавтракав, направились к городу. Стены и ворота Самарканда были давно разрушены, и жителям запретили их восстанавливать. Поэтому войти можно было через любую улочку. Впрочем, улочки были тоже разрушены, остались тропинки среди травы и кустарника.

Борцы шли пешком, верблюдов вели за собой. Садиться верхом опасно: какой-нибудь воин мог забавы ради выпустить по всаднику стрелу. Из-за кустарников и деревьев виднелись дома-мазанки, откуда робко выглядывали какие-то люди. Выглянут и спрячутся.

— Надо найти какого-нибудь старика,— сказал Асам-пахлаван.— Старики теперь храбрее молодых. У него остановимся, у него и узнаем, что и как теперь в Самарканде.

Не успел он это сказать, как на тропинке появился седобородый человек в рваном халате.

— Салам алейкум,— сказал он, низко поклонившись.— Трудной ли была дорога, не хотят ли путники найти крышу над головой?

— Спасибо,— тоже поклонившись, приложив руку к сердцу, ответил староста борцов.— Нам нужна крыша, но еще нужнее добрый человек, который даст мудрые советы в этом большом городе.

Через несколько минут они сидели под деревом возле арыка и старик рассказывал им:

— Борцам нечего делать в этом городе. Раньше мы очень любили борьбу и щедро благодарили тех, кто показывал свое умение. Но лет пять назад какой-то заезжий богатырь повалил монгольского борца, и с тех пор борьба у нас запрещена. Это ведь напоминает, что победителя можно победить.

Многое борцы видали, о многом слыхали, но такого никто и предположить не мог.

— Теперь вся надежда на тебя! —Асам-пахлаван в упор посмотрел на Махмуда.— Может, твое искусство нас выручит.

— Сначала я пойду к повелителю,— уверенно возразил тот.

— А что вы еще умеете делать? — спросил старик.— Канатоходцам у нас тоже запрещено выступать. Никто не может взбираться выше победителя. А как же натянуть канат, чтобы он был ниже земли? То есть запрета нет, но канат нужно натягивать ниже земли. У нас много запретов. Мне не подобает огорчать гостей, но за любое ослушание в Самарканде рубят голову.

Все молчали, Асам-пахлаван чертил что-то веточкой на земле, молодые борцы смотрели на то, что чертит их староста, а староста и сам не знал, что он чертит.

— Ну что ж... Значит, я сейчас пойду к повелителю, а вечером мы уйдем из этого несчастного города,— нарушил молчание Махмуд.

— Ты пойдешь к наместнику? — удивился старик. — Зачем?

— Я хочу спросить у него...—начал было Махмуд, но старик замахал руками:

— Монголов нельзя ни о чем спрашивать. Они боятся, что не сумеют ответить, и потому запрещают задавать вопросы.

— У меня нет другого выхода,— сказал Махмуд.

* * *