Махмуд-канатоходец - страница 35

— Лучше даже и не пить, но аллах милостив и примет от тебя половину жертвы, — говорил мулла.

Коварный замысел муллы Мухтара удался. Наступил пост, и старая, слабая женщина вовсе отказалась от еды. Юсуп носил ей лепешки, фрукты и плов, но она ничего не брала в рот и старалась даже не пить.

— Я не для себя стараюсь,— говорила она Юсупу.— Аллах видит: не для себя, а для Махмуда. Ты не плачь, глупый. Чего ты плачешь?

— Помрете же,— всхлипывал Юсуп.— У меня матери нет, привык я к вам...

— Ничего,— утешала его набожная женщина.— Я помру и попаду в рай, а Махмуду на земле будет хорошо.

— Не будет ему хорошо,— плакал мальчик.— Мне плохо без матери. Почему же ему хорошо будет?

Однажды вечером, когда Юсуп принес свежие пирожки с мясом, которые ему сунула Таджихон, он увидел, что мать шубника умерла. Старушка лежала под деревом, маленькая и сухонькая, и лицо ее было счастливым-счастливым, каким Юсуп его никогда не видел. Видно, умирая, она думала, что искупила вину сына перед милостивым аллахом.

«Может быть, так оно и есть»,— подумал Юсуп, но наутро во время молитвы в мечети мулла Мухтар сказал, что аллах покарал мать грешника и она попадет в ад.

«Мулла ближе знает аллаха,— решил Юсуп.— Зря уморила себя голодом эта хорошая женщина».

Дом и мастерскую, где жил Махмуд, забрал мулла Мухтар, имя шубника вновь было предано проклятию в семи мечетях, но память о нем все-таки никак не умирала.

Доносчики рыскали по базарам и мастерским, по дворам и караван-сараям, муллы и ишаны проклинали Махмуда с утра до вечера, стражники хватали каждого, кто подозрительно смеялся или даже улыбался неизвестно почему. Впрочем, хватали не только тех, кто смеялся. Хмурившимся тоже было плохо.

Юсупу было лучше, чем взрослым. У него было больше дел и меньше забот. Дела были такие; с утра он отправлялся на базар, помогал сгружать товары и бегал куда пошлют. В полуденную жару он набирал в бурдюк студеную воду или холодный чай и продавал.

Тетка, у которой жил Юсуп, часто уезжала в гости к дальним родственникам, и вечер он привык проводить в доме Насыр-ата. Он помогал по хозяйству, слушал, что говорят старшие, и разглядывал огромный жернов, который Насыр-ата перевернул так, чтобы совсем не было видно надписи, оставленной Махмудом.

Насыр-ата был не из тех хивинцев, кто смеялся в лицо сыщикам и муллам. Он хмурился и за это тоже попал на заметку.

Старая народная пословица говорит: «Беда без муллы и в ворота не войдет, а с муллой в калитку проскочит».

Беда пришла вместе с редкозубым, хитроглазым муллой Мухтаром.

Мулла Мухтар разбогател и решил обзавестись четвертой женой. Неведомо кто донес ему о красоте Таджихон, и он явился свататься. Вернее, не свататься, а торговаться. Ведь в те времена невесту можно было купить за деньги или обменять на коров или на баранов.

Насыр-ата долго уклонялся от прямого ответа, но мулла понимал это как уловку, чтобы повысить цену. Он обещал десять халатов и две коровы, потом пятнадцать халатов и три коровы, а когда старый скорняк отказался продать дочь за семнадцать халатов, трех коров и одну лошадь, мулла Мухтар понял, что его здесь не любят.

— Ах так! — пригрозил он.— Пожалеешь! Я сам сдеру с тебя три шкуры и еще пять шкур, ибо ты безбожник и не хочешь уважать меня. Я разорю тебя, а дочь продам наместнику или сделаю своей рабыней.

Мулла Мухтар пыхтя поднялся с подушек и вышел во двор. Он внимательно оглядел дом, пересчитал деревья в садике и вдруг увидел жернов.

— Интересно,— спросил он,— зачем скорняку жернов? Уж очень он похож на игрушку, которой забавлялся Махмуд. Не он ли оставил его здесь, а?

Мухтар направился к выходу в тот самый момент, когда в калитку влетел Юсуп. Мальчик поклонился мулле, будто собирался боднуть его в живот, и краем глаза увидел злобную усмешку на перекошенном лице главного доносчика.

Вечер в доме скорняка был похож на ночь. Угрозы всесильного и хитрого Мухтара сулили семье Насыр-ата многие несчастья. Это стало ясно даже беззаботному Юсупу.

За весь вечер старик сказал только одну фразу, да и ту не договорил до конца:

— Эх, если бы Махмуд вернулся...