Малая Бронная - страница 12
— Настась Пална, уважь, выпей!
— Пригублю, Нюра, при таких делах — надо. Фашистов погнали, и Великобритания заключила с нами соглашение — действовать вместе против Германии, поверили в нас!
— Ага, когда сами горели — почуяли, — сказала Глаша, посматривая то на сына с котенком, то в свою стопку: как бы не перебрать.
— Да бросьте вы свою политграмоту! — И Федор вскочил, хватанул себя ладонью по голому черепу, заорал:
Погрозив ему увесистым кулаком, Нюрка встала с рюмкой:
— Собрала я вас, соседи-гостенечки, по новому случаю моей жизни… — Все примолкли, повернулись к хозяйке. — Ухожу из проводниц, наездилась Нюра Краснова во как, — и полоснула ребром ладони по своей крепкой шее. — Оседаю дома, рабочим классом…
Нетерпеливая Маша протянула к ней свою стопку:
— Поздравляем! Кем же ты теперь будешь числиться?
— А Нюра ваша не промах, — и заулыбалась. — На фабрику «Рот-фронт» иду.
— Ловко… — пробурчала Глаша. Сестры одинаково помрачнели.
— Об конфетах не скажу, а шоколад наипервейшее дело, — ответила Нюрка. — Буду укладчицей.
— Знай наших! — гаркнул Федор и выпил свою рюмку.
Но гости как-то сникли, веселье пошло на убыль. Только практичная Баринова Нинка спросила:
— Нюр, на продажу принесешь? Когда сможешь, конечно.
— Там посмотрим…
— Сидят шоколады обсуждают, — зло и четко выговорила Глаша, поднимаясь из-за стола. — На земле беда, а они… Седни Настась Пална читала у примуса: Китай с японцем сцепился, в Африке гомонят, а тут… тьфу! Маш, бери Толяшу, пошли домой!
— Напилась-наелась, теперь можно хозяев обругать, — усмехнулась Нюрка. — От зависти все. Пусть уходят, а мы гулять будем. Все равно помирать! Ии-их, топнула я, и не топнула я…
С дивана, с почетного у Красновых места, встал Барин, но тут же осел, бледнея:
— Нинок… валерианки.
Угловатая неторопливая блондинка, жена Барина, спокойно вынула из кармана цветастого халата пузырек, накапала в пустую рюмку, разбавила фруктовой водой. Барин сперва выпил рюмку водки, а уж тогда запил валерианкой. Аля засмеялась.
— Смешно? Правда смешно? — поднял он на девушку небольшие красноватые глаза с явной благодарностью.
Одутловатое лицо его расплылось в блаженной улыбке. Неудавшийся актер, став администратором театра, он не мог победить в себе тяги к игре и неустанно испытывал силу своего лицедейства на окружающих. Но верила ему только жена, он был для нее вечным Отелло:
— Он на тебя смотрел, вы перемигивались с этим брюнетом! — кричал Барин жене, вернувшись из гостей.
Маленький Олежка нырял под стол, а довольная Нинка лениво говорила:
— Мой брюнет — ты, — и ерошила его жиденькую шевелюру.
— Я русый, русый! Поняла, корова?
— Сам ты осел, — безразлично роняла Нинка.
Но теперь Барин оставил роль Отелло, ради новой — тяжело больного страдающего человека. И не для устойчивости семейного очага, вполне благополучного из-за флегматичности жены, а для спасения от фронта. Поэтому после водки с валерианкой он загрустил, «украдкой» держась за правый бок.
На правах нужного человека — кто ж еже будет приглядывать за сынком Барина — дворничиха Семеновна прошамкала:
— Чего за живот хватаешься, Барин? Отвык от жирненького, навалился на дармовщинку? А теперь, гляди, проймет русская болезнь «свистуха». — И пьяненько подмигнула голым веком.
— Не трогай его, Семеновна, — громким шепотом попросила Нинка. — Врачи предполагают рак…
— А он и помрет от рака, — предрекла Семеновна. — Пужливых в могилу загоняет самая злющая хвороба.
— Типун тебе на язык, старая! — крикнул суеверный Барин. — Вон Машин Денис Сова тоже не на фронте.
— Так Денис кочегарит на железной дороге, к фронту, может, катает, да не говорит, военная тайна, — защитила мужа Маша.
Вздохнув, мама постаралась примирить всех:
— Четырнадцатое июля надо запомнить, начало конца войны.
— Вы уверены? — встрепенулся Барин.
— Надеюсь. Надежда всегда впереди нас, ею живем.
— Только не я! — вскричал Барин. — Мой девиз: реальность.
В распахнутых дверях красновской комнаты Аля увидела миловидное лицо Натки и обрадованно выбежала к ней, поцеловала.