Малая Бронная - страница 32
— А мне он ни слова…
— Мущщина настоящий… Восьмой год мы вместе с ним работаем, уже вроде бы и родные… совсем мальчишечкой пришел в цех, смышленый, уважительный, такой добрый…
Глядя на две резко блестевшие линии рельс, Аля не заметила, как человек увез тетю Дашу. Стояла одна, растерянная, виноватая. У человека такое стряслось, а она… И все же… Какая в войну женитьба для любого человека, а уж для нее и вовсе ни к чему.
А Диму жаль, очень, очень…
13
Письмо принесли, когда Аля выходила из дому, прямо в руки получила от почтальона. Рассмотрела его уже в трамвае. Номер полевой почты незнакомый, почерк тоже. Детский какой-то, буквы круглые, каждая отдельно. Вместо фамилии в обратном адресе закорючка. И не треугольник, а обычный конверт. Разорвала осторожно и первым делом посмотрела подпись: Соня!
«Дорогая подружка! Прийти не смогла, я уже на дисциплине. Работаю укладчицей парашютов, сама понимаешь, где».
А где? На заводе, который делает эти парашюты? Или на аэродроме? Раз полевая почта, значит, военная часть… аэродром.
«Все пороги обила, хотела на фронт. Взяли, а попала вот куда. И парашюты надо кому-то укладывать, но обидно. Реву, за что наш сержант Лида Нефедова ругается матюками хуже Мухина, но мне почему-то от этого легче. В гражданке меня бы не посмели так утешать. Но не думай, я не сдаюсь, хожу на военную подготовку, у меня обнаружили снайперский глаз. Доберусь до фрицев, сквитаемся, за погибшего в ополчении под Вязьмой папу. Как вы трудитесь? Валька все спит во время налетов? Вот Дима — парень что надо, после войны выходи за него замуж. Всем приветы. Пиши, мне все интересно. Соня».
Вот уж Соня не думала о цензуре! И ни одного слова не вычеркнуто, хотя штампик «просмотрено» оттиснут в конце письма.
Укладчица парашютов… Что важнее: делать гильзы или укладывать парашюты? Где Соня нужнее? Везде, но там перспектива, будет снайпером. Какая она молодец!
Из проходной завода навстречу Але — первый поток после ночной смены. Среди людей и Славик:
— Цела Малая Бронная? — спросил как-то невесело и глаза отвел.
— Цела. А тут что, бомбило? — обеспокоилась Аля его непривычной хмуростью, вроде огорчен, а не говорит.
— Ни одной бомбочки! Я помчался, там няня Зина извелась небось, каждый раз встречает, как воскресшего… — и убежал.
Даже о Соне не успела ему сказать. Торопилась по заводскому двору, а он такой сегодня светлый, залит солнцем… И вообще, это не двор, а несколько улиц с укатанными асфальтом дорогами, по сторонам которых красно-белые, большеоконные торцы цехов, похожие на острокрышие жилые дома. За торцами, в которых размещались управленческие службы и бытовки, тянулись длинные тела цехов, но с дорог их не видно и похоже на городок. За побеленными кирпичными бровками увядали георгинчики, желтела трава… не до цветочков людям.
Возле своего цеха увидела начальника. Богданов осунулся, потемнел лицом. Вчера к концу смены явился с целой свитой. В руках список. Рыжий, лохматый Иванов слушал его, кивал Мухину, и тот ставил мелом галочки на станках. Аля свою галочку тронула пальцем, мел посыпался, она будто дрогнула, вот-вот взлетит.
Спросила Катю, что это значит:
— Обычная профилактика, какой станок наладчикам проверить, чтоб не наработали до поломки.
И правда: где крестик чертили, где минус, а на ее полуавтомат галочку поставили. Что ж, она его бережет, работает аккуратно, галочка, наверное, хорошо, не нужен ремонт, это же не минус.
У табельной доски топчутся токарята, и Аля не удержалась, хвастанула:
— Соня с фронта письмо прислала. Могу дать адрес.
Кто-то из токарят стал записывать, а Дима вспылил:
— Паршивых девчонок на фронт, а таких бугаев, как я, берегут!
Ух, злой! Но еще вчера Аля ответила бы на «паршивых девчонок» дерзостью, а сегодня — нет, у Димы и так черно на душе. Но утешать не могла.
Побежала к своему полуавтомату, а его нет! Она словно споткнулась о пустоту. Один фундамент. С метинами на местах креплений, вывороченными кирпичами, которые аккуратно сложены посредине, а крошка выметена, чисто… Что же это? Огляделась. И полуавтомата Сони тоже нет. И вообще ни одного полуавтомата в цехе.