Малая Бронная - страница 33

Поискала глазами Иванова, не видно. И Мухин отворачивается. А она как пришибленная, будто у могилы… В груди поднимается что-то горячее, бурное… возмущение. Догнала Мухина, схватила за рукав потрепанного пиджачка:

— Куда девали мой станок? Я что, не нужна?

Он потянул кепочку за козырек на глаза, вздохнул устало:

— Эвакуация оборудования… в трубу ее…

— А почему… почему мой первым?

— Удобнее брать… и с производственной точки зрения, да и не твой один, а все.

К ним подошел Иванов, смущенно-зло мял свою огненную шевелюру короткопалой рукой:

— Мухин, поставь человека на сверловку.

— Вот как раз человек свободный, — обрадовался Мухин. — Пошли, девушка, теперь мы с делом.

Они подошли к сверловочному станку, и, как тогда у полуавтомата, он начал «обучение»:

— Смотри в оба, повторять некогда. — Мухин нагнулся, черпнул горсть каких-то плоских, похожих на монеты, кругляшек. — Вот это колесо крутишь, — и, подняв руку, легко крутанул колесо, похожее на руль автомашины, — ставишь заготовку в гнездо на столе, — и кинул кругляшок точно, куда сказал. — Включаешь кнопку, сверло, видишь, крутится, я те дам! Теперь колесо на себя, сверло делает в заготовке отверстие, раз! Колесо назад, вторую кнопку жмешь, отключаешь, кольцо готово! Снимаешь, ставишь заготовку. И все по новой. Только и делов, в трубу их… Ясно? Ну, чтобы тики-так.

Посмотрел, как она сделала пару деталек-колечек, и ушел.

Прибежала, запыхавшись, Катя:

— Как ты тут? А где Мухин? Обучил скоростным методом и в трубу? Только не торопись. Точность тут не как в полуавтоматах: не от наладчика, а от своей руки. Ставь заготовку в гнездо плотнее, чтобы вырез не кособочился. Буду почаще наведываться, пока привыкнешь, — и, достав микрометр из нагрудного кармана халатика, промерила первые кольца Али. — Пока норма.

Выключая станок, чтобы снять готовое кольцо и поставить в гнездо заготовку, Аля оборачивалась, смотрела через широкий проход туда, где был ее полуавтомат. Она так привыкла уже к нему, шумному, длинному, неуклюжему. Его нутро все время ворчало, дребезжало, от вибрации прутка и работы электромотора. Чуть повизгивали резец и сверло, брызгалась эмульсия, он был теплый…

А этот ее новый станочек совсем не такой. Узкий, с нависающей над плотным квадратом стола изящной скобой, держащей сверло, и этим штурвальным колесом, удобным, но слишком высоко поставленным. Сверловочный станочек тоже серый, как и полуавтомат, но шума от него раз в пять меньше, только в момент сверления характерный винтящий звон да шум несильного мотора. И он не теплый…

Казалось бы, на новом месте работать легче, маленькие бляшки заготовок не длиннющие прутки, а устала за смену страшно. И в душевой, под теплыми струями, не почувствовала облегчения. Перенервничала? Ладно, обойдется, привычка свое возьмет.

Тетя Даша, намыливаясь, выкрикивала свои новости всем женщинам в душевой:

— Опять оборонный фильм глядела! Убежище как строить, если настоящее далеко. Щель называется. В рост человека отрыть землю во дворе, бока сгладить, сверху досками прикрыть и землей притрусить!

— Так это ж могила! — похохатывала Катя, подвигая тугим боком тетю Дашу из-под душа. — Удобная-а… укокошит, и хоронить не надо, все само собой сделается.

— Зачем так-то? — Большое лицо тети Даши обидчиво дрогнуло. — Всем сейчасный момент страшно. А тебе иль не жаль красоту терять? Вон какая розовая, налитая. Всем неохота с жизнью разниматься. Чего жмуришься? Страх не укроешь, он в глазах у человека живет. И об других думать надо, жальчивой быть.

— Всем страшно, да по-разному, — сказала Миля от окна, она отжимала свои длинные тяжелые волосы, — за детей, за мать, за мужа больнее сердце переносит, а ты о себе.

— Дочь у меня у моря, а там немец, вот они мои страхи, а ты, Милечка, не знамши броду, не суйся в воду.

— А про щель разговариваешь? — напомнила Миля.

— В кино увидала, людям скажи, чтоб польза. Да и у меня одна жизненка в шкуре… — и тетя Даша стала тереть свою «шкуру» полотенцем.

— Тебе жить охота, а защитникам фронта нет? — не унималась Миля.

— Всем охота, только каждому свое место.

— И своя цена, — бросила из-под струй воды Катя. — Трясись, но других не квели, не нагоняй панику.