Маленький белый «фиат» - страница 8

стр.

Она села и включила телевизор. Было около четырех. Она чувствовала себя немного лучше, но все же сожалела о том, что продолжала пить по возвращении домой. Она почти искренне поклялась больше не пить. Передавали новости. Показали ужасно искореженный большой черный автомобиль. Затем показали людей, стоявших у какой-то больницы, и среди них она узнала принца Чарльза. Потом показали фотографию принцессы Дианы.

Она прислушалась к тому, что говорили, и поняла, что она натворила.

— О, черт, — сказала она, — я убила принцессу.

Глава 5

Вероника открыла входную дверь.

— Входи, — шепнула она, — быстро.

Она буквально втащила Эстеллу в дом.

— Ты ведь никому не сказала?

— Что? О том, как ты убила принцессу Диану и ее приятеля?

Вероника звонила ей после просмотра новостей и умоляла приехать на метро как можно скорее. Она поняла, что Веронику глючит и что она отойдет после стакана вина и, возможно, оплеухи. У них был уговор: в случае истерики у одной из них другим разрешалось применять это крайнее средство для приведения в чувство. На телеэкране, как они многократно убеждались, это обычно срабатывало.

— Да, — прошептала Вероника. — Очевидно. Так ты кому-нибудь говорила?

— Нет, конечно нет.

— И даже Бригитте?

— И даже Бригитте. Если бы я и сказала, она не стала бы слушать. Ее ничего не интересует, кроме этих морских свинок, тряпок и красивых мальчиков.

Вероника ее не слушала.

— Что же мне делать? — спросила она.

— Прежде всего выпей и остынь.

Она признала совет здравым, и они прошли на кухню.

— Так ты уже переломалась? — спросила она, почувствовав неловкость за свое невнимание к подруге. Она выглядела виноватой, почти как Цезарь, когда его, бывало, застанут в тот момент, когда он только что оконфузился на ковре.

— Абсолютно. Никакого героина. Последний раз это было полтора года назад, и я больше никогда не буду потреблять его. Это так плохо для кожи. Ограничиваюсь одной таблеткой за вечеринку, — да ведь с самого возвращения я нигде и не бывала. Пью только сок. Так что все чисто, если тебя это интересует.

— А как насчет валлийской поэзии? — спросила Вероника. В тот день, когда Эстелла покончила с героином, она нашла антологию валлийской поэзии на английском языке и втрескалась в нее очертя голову, во всю сразу — от корки до корки.

— Что касается валлийской поэзии, то не скажу, что переломалась, — заметила она, и глаза ее помутнели. — Частица моего сердца навсегда отдана Дилану Томасу[3], Р.С. Томасу и всяким прочим Томасам.

На этом Эстелла прервала свой рассказ о валлийской поэзии, по опыту зная, что если она не попридержится, то последует бесконечное продолжение. Во время ее последнего пребывания в клинике дело кончилось тем, что пациенты обратились к ней с петицией, в которой умоляли ее сократить выступления на эту тему до одного часа в день. Этот документ подписали все пациенты; даже те, которые обыкновенно лишь стонали, раскачиваясь взад и вперед, умудрились мобилизоваться и приложить перо к документу протеста; подписались даже некоторые медсестры. Она начала сосредоточенно открывать бутылку вина.

— Я думала, что ты пьешь только фруктовые соки, — сказала Вероника.

— Но виноград ведь тоже фрукт?

— Допустим. Давай-ка присядем, и я тебе все расскажу.

Сопровождаемые Цезарем, они отнесли свои стаканы в гостиную.

— Все случилось в мгновение ока, — сказала Вероника. — Еду я домой после той тоскливой ночи, о которой я тебе рассказывала. Вела я очень медленно и очень осторожно: знаю же, что выпивши, а к тому же еще — тащусь. Въезжаю я в тоннель, тот, что показывали в новостях, и вижу, как сзади на меня несутся эти яркие фары. Эта машина не сбавляет хода и, похоже, пытается, прижав меня, обскакать по внутренней полосе. Я ее не пускаю: это уже наглость… Ну, думаю, я вам покажу, и занимаю их полосу. Но вместо того чтобы сбавить ход, они еще добавляют газу. Я пыталась убраться у них с пути, но они меня долбанули, и меня мотало по дороге так, что я чуть не вписалась в стену тоннеля. Ощущение было ужасное, но я притопила педаль и дала полный вперед. Я боялась за Цезаря. Я не осмелилась посмотреть в зеркало заднего вида, но слышала шум: что-то бухнуло. Был включен приемник — Дэвид Боуи пел «Heroes», — поэтому треск не казался слишком громким, каким он, видимо, был на самом деле. Это было похоже на то, как втискиваешь машину в ряд при высоких каблуках, а нога соскальзывает с педали, и ты громишь сзади стоящую машину.