Маленький Бобеш - страница 77
— Ну вот, милый Бобеш, теперь у тебя есть братец, — сказал отец.
— Кто?
— Братец.
— Вот это братец? — показал Бобеш на ребеночка. — А где вы его взяли?
— Он у нас родился.
— Родился? Как это — родился?
— У мамы.
— И мама теперь спит?
— Уснула. Она, Бобеш, хворает.
— Она хворает? — испугался Бобеш. — А почему?
— Когда родится ребеночек, всегда хворают.
— Вот странно…
— Что же тут странного, Бобеш?
— А все-таки, папа, как же он родился?
— Сорока его принесла, — сказала бабушка.
— Не верь ей, Бобеш, — вмешался дедушка, — братец у мамы родился. Вот мама поправится, она сама тебе расскажет.
— А мама поправится?
— Конечно.
— И, когда я родился, она тоже хворала?
— Тоже, Бобеш.
— И что же у нее болит?
— Да все.
— А братец спит?
— Ведь видишь, что спит.
— Можно мне на него вблизи посмотреть?
— Посмотри, только не шуми, не то разбудишь.
— Ой, какой он некрасивый!
— Ты тоже таким был.
— Неужели правда?
— Правда, правда, Бобеш.
— И такой же красный?
— Ну да.
— Такой же сморщенный?
— Конечно.
— Неужели и у меня такая голая голова была?
— А как же!
— Какой смешной братец!
— Тише, Бобеш! — смеясь, сказал отец.
— И как его зовут?
— Пока еще никак.
— А как ты его назовешь?
— Это надо с мамой посоветоваться.
— А он скоро проснется?
— Лучше не желай, — улыбаясь, сказал дедушка. — Как начнет кричать, он тебе и вовсе не понравится.
— Он что, сильно кричит?
— Еще как!
— Ну, ты теперь рад, что у тебя есть братец? — спросила бабушка.
— Рад. Теперь хоть есть во что играть.
— Что ты, Бобеш?! Да разве братец — игрушка?
— Нет, но ведь он маленький.
— Ты, наверное, хотел сказать, есть с кем поиграть, да только это еще не скоро будет.
— Пойдем-ка, Бобеш, на кухню, — сказал отец. — Не будем их беспокоить. Пускай мама поспит, она так скорее окрепнет. А сейчас должна прийти бабушка.
— Бабушка? — переспросил Бобеш.
— Ну да, бабушка. Она ухаживает за мамой и за братцем.
— Да ведь вот же бабушка, тут.
— Не наша бабушка, другая — Вашикова.
— Вашикова?
— Да. И, когда она придет, ты смотри, Бобеш, никаких таких глупостей не выспрашивай.
— Почему?
— Нехорошо это.
Бобеша разбирало любопытство. Он просто сгорал от нетерпения расспросить обо всем, чего не понимал. Опасался только, как бы мать чего-нибудь не сказала. А она уж непременно скажет: ты, мол, еще мало смыслишь; когда вырастешь побольше, тогда все узнаешь. А ведь он и так большой, он же в школу ходит!
Придя на кухню, Бобеш достал из сумки букварь и стал читать. Он умел читать не только то, что проходили в школе. По чтению учитель обычно приводил его в пример. Читать Бобеш очень любил. Но самым увлекательным для него занятием было складывать разные буквы. Они вдруг словно оживали, когда из них получалось слово, которое что-то означало. Дедушка вырезал Бобешу крупные буквы из газетных объявлений, заголовков и наклеил их на картон, чтобы они не порвались. И этой азбукой Бобеш мог забавляться хоть полдня. Вот и теперь он сел в закоулочек за бабушкиным сундуком — это был его уголок — и там играл. Первое слово, которое он сложил из газетных букв, было такое:
— Дедушка, дедушка, вот у меня и братец!
— Ну-ка, покажи! — смеясь, сказал дедушка. — Ей-ей, братец, прямо как живой!
— Знаешь что, дедушка? Я нарисую братца.
— Что же, валяй!
Бобеш нарисовал братца.
— Что это? — спросила бабушка, глядя на рисунок.
— Да братец же!
— Страшилище какое, ему бы только ворон пугать!
— Дедушка, слышишь, бабушка говорит, что это страшилище, — пожаловался Бобеш.
— Сама-то она и эдак не сумела бы нарисовать, — отозвался дедушка.
Бобеш так и загорелся:
— Бабушка, бабушка, нарисуй мне что-нибудь!
— Я не умею.
— Дедушка, бабушка не умеет рисовать.
— Вот видишь, я же говорил, что не сумеет, а еще смеется над другими.
Бобеш опять принялся складывать буквы, потом раскрыл букварь с конца и стал читать.
— Как странно, дедушка, — сказал он вдруг, отрываясь от книги: — когда я смотрю в букварь, то сначала это только печатная бумага, куча букв, а если прочтешь, то получается загадка. Удивительно, верно? Послушай, я тебе прочитаю:
— Что это, дедушка?
— Гм… вряд ли я угадаю… — Дедушка подпер рукой голову и принял глубокомысленный вид.