Маленький Диккенс - страница 31

Мрачный человек молча кивнул головой и указал на коридор. Мальчик нерешительно переминался с ноги на ногу.

— Вторая дверь направо, — пробурчал угрюмый человек.

Вторая дверь направо была полуоткрыта, из комнаты несло запахом бараньего жира. Чарли робко остановился на пороге; в комнате за длинным столом сидели мальчики, протягивая тарелки к большому блюду. Приземистый, толстый человек с засученными рукавами резал баранину тонкими ломтями и раскладывал ломти по тарелкам.

Чарли сразу заметил, что мальчики боятся толстого человека — стало быть это и есть директор.

Лицо у директора злое, а глаза маленькие, пронзительные; жилы на лбу толстые. На самой средине головы блестела лысина, прикрытая редкими седыми волосами, искусно зачесанными от висков на маковку.

Прическа эта поразила Чарли, но еще больше его поразило то, что мистера Джонса совсем не слышно: он все время говорит шепотом. Говорить ему, как видно, очень трудно и от этого он еще больше злится. Жилы у него на лбу вздулись, а изо рта вырываются глухие звуки.

Увидев нового мальчика, он состроил приветливое лицо, перестал резать баранину, подошел к новичку, спросил как его зовут и сколько ему лет. Замирая от страха, Чарли ответил, что двенадцать.

— О чем же думали его родители до сих пор? — зашипел директор. — Давно пора учиться. Он наверное ничего не смыслит в латинской грамматике? Ну да, не беда. Живо научится. Впрочем, его родители, может быть, желают сделать из него не ученого, а делового, торгового человека? Мистер Джонс обучает и бухгалтерии, всему, что необходимо знать деловым людям. Пусть мальчик передаст об этом отцу! Вот подробная программа занятий! — Директор вытащил из кармана толстый лист бумаги. — Здесь все напечатано. Какая плата? Об этом здесь тоже сказано. Пусть покажет отцу. У него воспитываются дети из самых известных семей. Лучшей школы нет во всем Лондоне. Учителя? Учителей много. Самые ученые люди на свете. Да и к чему учителя? Он сам ученее всех.

Маленькая речь утомила мистера Джонса, он пожал Чарли руку и вернулся к столу делить баранину. Чарли поспешил домой, к отцу.

— Плата за учение вперед! — крикнул ему директор вдогонку.

Отцу понравилась программа школы, а мать была довольна тем, что там обучают всему, что необходимо знать деловым людям. Она все еще надеялась, что сын станет богатым купцом или фабрикантом.

Чарли сильно отстал от других мальчиков и совсем забыл даже немногое, что знал из латинской грамматики в детстве.

Отправляясь в школу, он со страхом думал о том, что его ждет: он знал, что латинской грамматике учил сам директор. Когда Чарли вошел в классную, она была еще пуста. Это была большая комната с длинными рядами столов и скамеек. Скамьи для маленьких помещались ближе к кафедре, старшие сидели позади. У стены стояла аспидная доска. На грязном полу валялись обрывки ученических тетрадей. Вся комната была пропитана запахом плесени и гнилых яблок. Везде чернильные пятна: можно было подумать, что дом без крыши и весь год на него лил чернильный дождь, падали чернильные град и снег.

Вскоре классная наполнилась мальчиками. Все они спешили занять свои места. На новичка никто не обращал внимания. Мальчики со страхом ждали директора. Латинский урок был первым.

Когда мистер Джонс вошел, все глаза устремились на него. Директор посмотрел на детей злыми глазами и прошипел:

— Не мигать, не зевать! Держать ухо востро! Твердите, зубрите, не ленитесь! Линейки новые. Розги свежие. Ну, принимайтесь за учение!

Мистер Джонс подозвал к себе Чарли, дал ему книгу и велел выучить целую страницу. Сказал, что спросит его в конце урока.

Чарли вернулся на свое место и несколько раз прочел отмеченную страницу. Но как не старался, ничего не мог понять. Он попробовал зубрить непонятное, но в голове у него все путалось. Он с ужасом посмотрел на кафедру.

Перед директором была навалена груда тетрадей. Он линовал их, почти не глядя на тетради. Он глядел в латинскую грамматику, по которой спрашивал учеников. Ученики должны были вызубривать урок слово в слово. Как только ученик ошибался, мистер Джонс изо всех сил ударял его по рукам толстой линейкой из красного дерева. При каждом ударе мистер Джонс приговаривал: