Манекен за столом. Роман-антиутопия - страница 6

Тираж остановил свой выбор на пузатой бутылке красного вина. Он ухватился за горлышко, выпрямился и некоторое время сопротивлялся потере равновесия. На него напала икота, и он икал, надолго закрывая глаза, и длинные ноги у него иногда непроизвольно подгибались, а потом он, собравшись с силами, размахнулся, как дирижер, бутылка выскользнула, врезалась в стену и разорвалась, как граната, и с ног до головы забрызгала Кошмара и Мини.

На этом развлечения Тиража не закончились. Пока Кошмар, наливаясь краской, не уступающей густотой цвета вину, поднимался вместе с Мини на коленях, внушительных размеров кувшин, описав плавную дугу, треснул его по лбу. Кошмар испустил вопль, смахнул Мини с колен и пустился за Тиражом, который мигом выскочил в окно. Кошмар у целого зеркала стал разглядывать голову. Мини ходила взад-вперед, как пёстрый попугай.

Я шёл по коридору и заметил, что кто-то крадётся за мной. Не сбавляя шага, я свернул в спальню. Не успел я оказаться у окна, как, обернувшись, увидел, что в дверях стоит Каприз и смотрит на меня через пространство комнаты.

— Ты что здесь делаешь? — вкрадчиво спросила она.

— Я? Ничего…

Каприз засмеялась. Она смеялась тихим грудным смехом, и глаза у неё засветились. В разворошенной спальне больше никого не было.

Каприз приблизилась. Я, не раздумывая, обнял ее. Это вышло у меня не совсем ловко, но Каприз обнадеживающе улыбнулась, повела плечом. По коридору протопали, и я зажал ей ладонью рот. Каприз, ошеломленная, даже не сопротивлялась, приняв это, вероятно, за проявление страсти, а потом было поздно, я поднялся на чердак.

На небе горели яркие крупные звезды. Ветер с залива не усиливался и не ослабевал, он был ровным, казалось, что все пространство перемещается с места на место.

Лагуна с пунктуальным Витамином ждали меня.

Вокруг были сплошные крыши. Показалась луна, огромная. Стало светло, как днем.

Мы заглянули в одно окно. Управляющий нового мэра Тюфяк взялся за гирю. Мнимый силач не справился с весом и расстроился.

В соседнем окне Офис, с постным вытянутым лицом, взъерошивал волосы корявыми руками. Мечты бесповоротно завладели им. Растопырив конечности, он изящно зашевелил пальцами.

В школе метод всех поощрял одинаково, всем внушал надежду, и за многими закрепилась репутация эрудитов, спортсменов, полиглотов, музыкантов, поэтов.

Лагуна, при полном отсутствии слуха, вообще — овладел арфой.

Затем метод стал уделять внимание только безнадежно отстающим. У всех были грандиозные планы.

Чтобы не стать лишними, все стремятся достичь успеха в борьбе за существование, в бессмысленной жизненной гонке.

Офис продолжил вырабатывать образцовый каллиграфический почерк вместо своих страховидных каракулей, надеясь поразить им всех, но пока фокус не удавался.

Офис метил на место писаря в архиве, в чем ему неизменно отказывали по причине полной безграмотности. Он, булькая, будто с полным ртом воды, принялся за декламацию с ораторскими паузами, и мы больше не выдержали. Лагуна отер слезы.

Хорошо лодырю. А школьный метод поддерживал неучей и героически не обращал внимания на способное барахло, как на неперспективных.

Перспективные же поселились на крыше музея, как рассада в оранжерее.

Считалось, что они неминуемо добьются желаемого эффекта: станут, кем захотят.

У Гибрида все было уставлено мензурками. Он нелюдимо сумерничал, целя в ученые.

Каменщик Пирамида агрессивно разбирался на полу с детским конструктором. По всему чувствовался большой профессионал. Будущий жокей Медуза раскачивался на игрушечной лошадке. При виде модернистских химер художника Линзы мы с Лагуной присмирели. А, с другой стороны, с творца какой спрос? Эстет, и этим все сказано.

Гибрид нависал над колбами, водолаз Поплавок погружал голову в таз, бас Пузырь воздел руку, собираясь исторгнуть райские звуки.

— Занавес, — сказал Лагуна.

Метод Абсурд утверждал, что путем однородных упражнений всем можно привить, как саженцам, любые свойства.

Все хотят нажимать на излюбленную миниатюрную педаль в одном месте, и чтобы безудержно по всем параметрам росло в другом.

Математик Штамп видел себя кассиром — он испытывал непреодолимое тяготение к ассигнациям, купюрам, валюте. Эта несвоевременная страсть поддержку у порядочного Абсурда не нашла, но и он приберегался на всякий случай.