Манускрипт с улицы Русской - страница 14

И грусть, и веселье... Чего больше будет у дочери на свадьбе? Печаль затуманила лицо боярина: тысячи людей, сотни ланов земли принадлежат ему, а нет у него ничего, кроме Орыси, и ту выдает замуж против воли; должен выдать за сына полновластного судьи Давидовича, чтобы привлечь его на свою сторону как союзника, потому что предстоит тяжелая война, а Давидович деньги любит и за грош готов душу продать черту... Нет, не печаль, она будет потом, веселье нужно на Орысиной свадьбе; Ивашко вышел из-за стола, подошел к Арсену и промолвил:

— Ты играл уже у меня, Арсен, я помню. На сретение я приглашаю тебя с братией в Олеско: будешь играть на свадьбе моей дочери. — Он вынул дукат и подал его гусляру: — Вот тебе задаток.

Арсен изменился в лице, отошел от Ивашка. Тот еще больше удивился: гляди, какой гордый, не хочет брать дуката. Он сунул руку в жупан и вытащил гривну.

— Спасибо, добрый пан! — подбежал подросток-танцор, служивший у скоморохов и мехоношей[17], схватил гривну и за дукатом протянул руку, но дукат уже упал в широкий карман боярина. — Спасибо, преславный пан! И не беспокойся, приедем точно на сретение, а то еще и раньше, ведь мы — где пиво пьем...

— Замолчи, косолапый! — прикрикнул Арсен на мальчишку и сам испугался своего окрика. Что скажут товарищи, если он откажется от такого заработка? Нужно соглашаться, надо прийти в Олеско накануне сретения... — Боярин, — он поднял перед Ивашком гусли, — почему спрятал дукат? Мы придем к вашей милости и к вашей дочери, брось дукат, чтобы струны отозвались!

Ивашко пристально посмотрел на Арсена, медленно полез в карман жупана и бросил дукат на гусли. И словно сами зазвучали струны, ведь гусляр, казалось, почти не прикасался пальцами к ним, и губы его будто не раскрывались, а полилась песня, которую скоморохи никогда не пели:

— Кто там воет? — воскликнули вместе Свидригайло и Гольшанский. — Дайте им вина или прогоните к лешему!

Их крик заглушили дудочники, и гусляр запел веселую, ухарски подмигнув вельможам:

— Вот так, вот так! Играйте, музыканты, пейте, панове! — крикнул опьяневший Свидригайло. — Веселитеь до утра. Шута, шута позовите, где мой Генне?

— А зачем меня звать, когда я тут! — выкатился из-под стола Витовтов трефнис, переворачиваясь через голову. Он вскочил на скамеечку и, потряхивая колокольчиками на колпаке, провозгласил:

— Я тут самый больший пан! Почему, почему? — тыкал он пальцами на вельмож. — А потому, что у короля только один шут, а у меня все вы, вельможные! Вы хотите сказать, что я бездельник? Тогда — кто вы, если я, так же, как вы, ем, пью и требую платы?

Свидригайло вскочил с места и крикнул:

— Ты что, не был там, Генне?

— Бы-ы-ыл, бы-ы-ыл! — затараторил трефнис. — Какое несчастье: свадьба без музыки, старое зерно без мышей, Литва — без короля! Играй, гусляр, печальную, плачь вместе с нами! — Генне бросился к Арсену, обхватил его за шею и повис на руках.

Арсен сбросил с себя шута и с отвращением швырнул его на пол.

— Дворецкий! — крикнул Свидригайло. — В шею всех посторонних!

В этот момент открылась дверь, на пороге остановился снаряженный лучник.

— Князь Свидригайло, — доложил он. — Великий внизь Витовт велел тебе собираться в путь.

Первыми покинули Луцк нищие и скоморохи. Не до веселья панам, если они собираются в путь, теперь не дождешься от них подаяний. Во дворцах и замках — музыка к сладостным грехам располагает, а у нищей братии душу очищает; банкет не может обойтись без музыки для гостей, а щедрость вельможи свидетельствует о его богатстве. В пути же надо жить с расчетом, потому что и грош может пригодиться.

За валом Арсен с братией встретились с гурьбой нищих. Музыканты отошли от них в сторону, потому что из ворот повалила толпа — купцы, мещане, шляхтичи, — ведьь могли же подумать те, что вчера были рады скоморохам и с пренебрежением смотрели на нищих, что между ними, бродячими людьми и разницы нет. Арсен ждал, пока ватага нищих поплетется к мосту через Стырь, но их атаман, одноглазый и без правой руки, снова подошел к гуслярам и сказал: