Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 - страница 16

               Марина.

1. Штаб желе<зно>дор<ожных> войск Республики (VI отд<ел> ЦУПВОСО) Культурно-инструкторский отдел — инспектор.

— Поездка моя с инспекцией на запад к польской границе — секретарем инспекции. Комиссар инспекции — тов. Савин. Негорелое. Польские шпионы в форме Красной Армии.

Митинг в жел<езно>дор<ожном> полку: — «Да что там много говорить! Надо короче!..» — «Кто за Ленина?! (лес рук) — «Кто за Троцкого?!.» ни одной руки). — «Ясно, товарищи!..» — Так поставил вопрос секретарь партячейки полка — красноармеец железнодорожных войск Республики по вопросу о роли профсоюзов.

На этом же митинге по текущим вопросам вел ответы комисcap полка венгерец (фамилии его не помню, но очень хороший товарищ).

Красноармеец: Тов<оварищ> комиссар, вот вы говорили, что с бабами надо вести себя аккуратно и не трогать девушек, но что бабы нужны для здоровья нам здоровым мужчинам-бойцам.

Как же быть нам, тов<арищ> комиссар? Ведь для встречи с женщиной я должен прослужить два-три года, чтобы заработать на одну встречу, да и того не хватит?.. А?..

Комиссар: «…Так, так… тут вот выступал тов<арищ> красноармеец насчет здоровья и бабы… Так я тебе отвечу, товарищ красноармеец: — Ты долшен быть мутр и найти себе Maруська — шену бесплатно!..» — общий взрыв смеха, добродушного, веселого. — «Вот так наш комиссар!» — раздались одобрительные голоса красноармейцев.

26 марта. Москва — Воронеж Дорогая Олечка!

На этих днях вернулся от запада, куда мы ездили с инспекцией. Объезжали почти весь западный фронт. Были в нейтральной полосе с Польшей, Литвой, Эстонией. Видели представителей всех этих молодых «Царств».

Поездка была очень интересной. Очень рад твоим и Володиным письмам, но, к сожалению, я их получил за несколько часов до отъезда и не мог написать ответа при всем желании. Рад, что нашел от тебя весточки, когда вернулся в Москву.

Рад, что у Вас с Володюшкой[59] все обошлось благополучно, так как сезон был упущен из-за отсутствия соответствующих связей, а кое-как сбывать не хотелось.

С моим приездом в Воронеж — не клеилось, и я невинно вас обманывал, хотя все время это было почти реально.

Последняя версия о нашей поездке с инспекцией в Воронеж более вероятна, чем прошедшие. Она может осуществиться в течение этих двух-трех недель — не в начале, а в конце срока.

Ты спрашиваешь меня, дорогая Олечка, «не запутался ли я», «как живется у Добровых» и т. п. и «вскользь замечаешь об «улыбке Кана»[60] о твоем предположении — не влюбился ли я в кого!?»

Отвечу по порядку:

1. Никому — ничего! — все благополучно, чему я сам бесконечно рад.

2. У Добровых мне стало душно, особенно после скандала с Эсфирью и, наконец, мне надоело «быть без угла» в Москве и вникать в нужды бытовой жизни, чуждых мне в большинстве своем людей. От Добровых скоро ухожу, но об этом пока никому не слова.

3. Буду жить в квартире любимой, бесконечно хорошей Maрины Цветаевой и, главное, что меня больше всего радует в этой перемене, это — отдельная комната и полная свобода. Будет много времени, и женщина, которая меня понимает. По-настоящему у нас с ней хорошие отношения, и это ни в каком случае не нужно мыслить как «связь».

Мариночка мой любимый друг в моей жизни, и я рад, что у меня отношение к ней имеют прямую связь с мамочкой. Мариночка исключительный Человек и поэтесса. У Мариночки есть изумительная дочка — Алечка — 8-ми лет — тоже Поэтесса. Исключительный «ребенок-взрослый». В своем письме, которое она дала мне на дорогу — пишет: «Борис! Коммунизм и другой, нашизм, — это все ничто! — Есть только Русь и не Русь!» К Пасхе ждем сестру Марины — Асю. Тоже исключительная женщина с исключительным сыном 7 или 8 лет. Олечка! Они настоящие люди! Они мне помогли найти мой путь в Москве. Этим я обязан исключительно ей, дорогой Мариночке, и косвенно дому Добровых.

В первый же день моего приезда, я отправился к Люде[61]. Видел ее мужа — очень хорошее первой впечатление. Люду я позвал к Добровым. Косвенно узнал, что она им не понравилась, чему я очень и очень рад, так как настоящие люди «нашей породы» вряд ли могут им нравиться и главное они сами слишком дикое впечатление производят со своим до одури рассказом «о спиритизме», «каких-то духах»