Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 - страница 29
— Мариночка! Я Вас понимаю. Я хотел Вам сказать… Скажу: Я нужен Вам. Мне нужно расти в тишине — молчание. Вам нужна тишина-молчание. Это лучшее отношение людей — это абсолютное понимание друг друга. Нам жить вместе легче, чем <…>. В этом — все! Асю же мы устроим с пайками и комнатой, и все будет очень хорошо… Я понимаю Вас, Мариночка… Я Вам нужен!
— Милый Борюшка! Пришла Ася.
— Борис! Завтра к десяти часам утра нужно занести рукописи Зайцева к издателю <…>, возьмите это на себя. Зайдите к Скрябиным, они у них, вот записочка Татьяне Федоровне. Запишите адрес издательства…..
Из дома вышли с Мариной вместе, она к зубному врачу, я — домой.
Борис.
Не иду, а лечу…. Лестница, Пречистенка, М. Левшинский — Дома…. Телефон — поручение выполнено!
М. Левшинский, еще переулок Кривоарбатский, Б. Николо-Песковский и наконец Борисоглебский переулок.
— Извините, что поздно зашел, но необходимо Вас предупредить, Анастасия Ивановна, что я за Вами зайду завтра в 11 ч<ас> 30 мин или 12 час., и мы пойдем в ЦУПВОСО в клуб и Вы с заведующим пойдете к председателю правления клуба и поговорите с ним о «литературной студии».
— Хорошо, Борис Александрович. А о чем с ним говорить?
— О том, что вся работа будет зависеть от состава людей, которые запишутся в эту студию. Она может быть или лабораторной учебной или более творческой — все от уровня.
— Да, это верно. Я была сегодня в Вольной Литературной Академии на беседе Бердяева о Достоевском. Они посвятили уже несколько вечеров. Это очень интересно. Я с большим удовольствием была там.
Олечка! Ридаль и Малоченко могут уехать сегодня. Собирались ехать во вторник, прохвосты….
Буду бесконечно жалеть о том, что я не смогу тебе с ними же отправить писем, которые бы тебе обрисовали в жизни те трудности, которые приходится испытывать в Новой моей Москве.
Об этом вслед за ними по почте и с оказиями.
11 июня 1921
«Живые в Помощь Вышнего!»
из молитвы, которую любила моя дорогая мамочка.
Дорогая Олечка!
Сегодня вырешился вопрос о моей поездке с инспекцией на Украину и Кавказ. Условия поездки великолепные: едем в салонном вагоне 1 класса. Каждому члену инспекции по отдельному купе для жилья, общая столовая и купе для совещаний инспекции. К сожалению, не имею возможности сообщить тебе всего нашего маршрута, но все же могу сказать, что мы побываем в Харькове, Ростове, Армавире, Баку, Тифлисе, Кутаиси, Кисловодске и прочее и прочее. На обратной дороге заедем в Воронеж, потом еще в два места и затем в Москву.
В Воронеж заедем в последних числах июля или первых числах августа, и все устроится великолепно. Призываю Вас, мои дорогие, к терпению, а я сделаю все, что будет в моих силах.
Скажи в шутку папе, что Борис говорит — папа, ведь умник у меня, когда-то говорил, мол, что летом можно ходить и босиком или в лаптях… Вот, Олечка, ирония и досадная и смешная.
Я этой поездке страшно рад, дорогая Олечка, она мне даст, наконец, устроить и себе Москву, которую мне хочется, и помочь Вам и любимому человеку.
Я окончательно решил перебраться от Добровых, и буду жить у Марины и иметь наконец-то отдельный угол, даже целую комнату. Я очень рад, что в этом доме я буду принят, как человек, что ты можешь смело заключить из письма Марины, правда, мне не отосланного, но которое ей «примечталось».
Марина немного опьянена перспективами благополучной зимы и, главное, тем, что Алечка будет сыта и в тепле.
В нашей новой коммуне обеспечен «лад», потому что я по-настоящему люблю Алечку, а с Мариной мы оба чудаки….
Дорогая Олечка! И ты сможешь приехать ко мне в Москву и отдохнуть от ежедневного стона и <…> Ивана Васильевича. Рад, что сможет побывать в Москве и Володюшка и увидеть настоящую Москву, начиная с Марины и Алечки и кончая куриными и кроличьими царствами.
Буцурад и Веронике, если она сможет приехать в Москву от своей ботаники и борьбы с вредителями и заглянуть в Государственный Институт Ритмического воспитания хотя одним глазком.
Постараюсь с дороги послать тебе несколько весточек.
Непременно возьму с собой бумаги и красок, и буду рисовать, и писать каждую свободную от дел и сна минуту, а их у меня будет много.