Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 - страница 32
Татьяна Федоровна очень больна, и приходится опасаться за ее жизнь. Завтра зайду к ним и встречусь с Чабровым[111] и возьму письма от тебя и Александры Федоровны. Зоя умерла?!!!![112] Да… От Всевы два письма. Очень за него рад. Пишу ему прекрасную весточку. Целуй Володюшку — ему я тоже напишу весточку.
Скажи Веронике, что я жду от нее вестей — ведь она мне не написала ни одной строчки и даже слова… Ей тоже напишу.
Целую крепко тебя, дорогая моя сестра, Олечка. Володя и Всева — «к Маме-Цели». Я и ты — готовы тоже к ней. Собирайся же, сестра, к новой жизни.
Твой Борис.
15 августа 1921 г. Москва
№ 2
Понедельник
Москва
Дорогая сестра Олечка!
Москва — Русь — самое прекрасное, а моя сестра Олечка всего прекраснее! Вот тебе мой короткий ответ на все письма твои, которые я сегодня получил еще из двух источников (Чабров и Сашенька).
Как прекрасно, что ты наконец-то сошла с своего сундучка. Я этому рад, как самому прекрасному, что может быть в моей жизни. Ты реально теперь со мной готова начать цыганскую жизнь. Я верю твоей решимости — ты у нас одна! Хочу сегодня тебе сказать вот что:
Возможно, что я дней через шесть, семь поеду в отпуск в Воронеж — в том случае, если Батум отпадет и, наверное, приеду, если он вырастет, через три недели и остановлюсь в Воронеже тоже не меньше, чем на неделю, и помогу тебе переехать в Москву или решим ехать вместе в Батум.
Если Батума не будет, то мой приезд через неделю или полторы (7-10 дней) обеспечен и мы, ликвидировав с тобой все ненужное в Воронеже и закупив продукты, отправимся в отдельной теплушке в Москву и заберем папу. Комнату я приготовлю или остановимся у одной моей приятельницы (не Марины — есть еще) и подыщем себе комнату через все мои связи и будем жить или все вместе, или, если папа будет очень мешать, устроим его в санаторий какой-нибудь.
А жить нам с тобой по разным комнатам не имеет никакого смысла.
Володю мы заберем проветриться на неделю и подкрепиться в денежном отношении, т. к. это будет возможно — сама догадывай. Я же всю свою наличность тоже пущу в оборот — золото и на эти деньги тоже купим в Воронеже или уездах — продовольствие. Денег у меня может быть с таким намерением приблизительно около 300–350.000 руб. И продав ряд ненужных нам для Москвы предметов — мы сможем обеспечить себя на несколько месяцев, считая, конечно, пайки и наши заработки.
Вот, дорогая сестра Олечка, самый реальный план о нашей жизни — а Батуме, без меня Москва, Америка, пока мифическая радость и желания.
Сейчас я рад этому плану больше, чем всем остальным — он реальнее и возможнее всех мечтаний. Я разыщу тебе прекрасную работу — для души и ни в коем случае для заработка (если совпадет — хорошо! а нет — и не нужно). А мы обернемся с тобой превосходно, да еще и другим будем помогать.
Писать тебе буду каждый день до выяснения с Батумом, давай быстро обсудим этот проект.
Олечка, милая, я чувствую, что я больше не могу без тебя, ведь вожусь же я все с чужими, забывая не только о вас, но и о самом себе, а я этого дальше так не хочу.
Прекрасные брат и сестра устроят у себя такой цветник людей, что энергия не только удвоится, она утысячерится, и я уверен — все будет — и хлеб, и крупа, и масло, ведь бывало же все это для чужих, правда прекрасных, но я хочу делать все для самой прекрасной — своей сестры — Олечки!
Ведь я расту не от Марины, не от коего десятка моих донжуанских похождений, а только от тебя, моя золотая, сказочная сестра. Ты мой прямой воспитатель и никто другой. Теперь — все для тебя!
Крепко целую, обнимаю бережно сказку — Олю.
Твой Борис.
Вторник. Ночь. 16-го августа 1921 г. Москва
Дорогая сестра Олечка! Продолжаю письмо № 2. Если мы едем в Батум без тебя, я не еду. Мы там пробудем не больше года и через 6 мес<яцев> приедем в Москву и Питер с экскурсией. Если я еду в Батум, то в роли уполномоченного Наркомпроса, а ты будешь моим секретарем или заведующей библиотекой по изобразительным искусствам Батумских Художеств Свободн<ых> Госуд<арственных> Мастерских