Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка - страница 28
Кони покорны в умелых руках.
Зыблятся мерно пушистые сани.
В нашей душе торопящийся страх.
Никнем бессильно в кружащем тумане…
Где мы?., куда мы несемся?., к чему?.,
пусто глядим на пустые подъезды?..
Дева-заря, ты развеяла тьму…
с неба слетают последние звезды…
(«Три стихотворения»)
Однако пикантность ситуации заключалась в том, что накануне своего предполагаемого предложения Нилендер передал Марине ровно такое же предложение (письмо) от Льва Львовича — Эллиса.
Эллис писал типично символистские стихи, много сонетов, и некоторые его вещи словно адресовались Марине или даже Асе:
(«В апреле»)
В обоих случаях Марина чувствовала растерянность, недоумение и полную неготовность к подобным положениям. Так или иначе, оба соискателя ее сердца исчезли из круга ее общений.
Эти взрослые люди появились в ее жизни по линии Аполлона, или Мусагета — одно из имен этого бога, что означает «водитель муз». В доме Ивана Владимировича, в его углах, гипсовое изображение водителя муз соседствовало с богиней-охотницей Дианой, не говоря уже о Зевсе на книжном шкафу. Оказаться на посиделках и сборищах в издательстве «Мусагет» было для Марины совершенно естественно, да и не так далеко от дома — на Пречистенском бульваре, 31. Впрочем, проходили собрания группы поэтической молодежи в студии скульптора Константина Федоровича Крахта, приятеля Эллиса. Эллис называл этот кружок «Молодым Мусагетом». Марина внимательно выслушивала красноречивых говорунов и «молчала». Там была и еще одна молчальница — Ася Тургенева, великолепно надменная.
Основали новое издательство в 1909 году Эмилий Метнер, Эллис и Андрей Белый. Уже почти распался кружок «аргонавтов», мотором и душой которого был Эллис, носитель «аргонавтической печати», которую он прикладывал ко всему, что ему нравилось, — к стихам, переплетам, рукописям. На разговорах «аргонавтов» собиралось порой до двадцати пяти человек, дожидавшихся «грядущих зорь». Виднейшим и настоящим поэтом среди них был Андрей Белый. Марине не могли не нравиться такие стихи из его книги «Золото в лазури», как о временщике Бироне:
(«Опала»)
Первое знакомство Марины с Андреем Белым произошло на ходу, в гостинице «Дон» на Смоленском рынке, где тогда обитали мусагетовцы. Туда 30 декабря 1909-го сестры Цветаевы привезли в подарок Нилендеру — накануне наступавшего Нового года — кожаный темно-синий альбом с золотым обрезом, назвав его «Вечерний альбом». В альбоме были записаны разговоры с ним.
В 1917 году издательство «Мусагет» прекратило свое существование на территории России (в 1929-м его воскресил в Швейцарии Метнер), но еще с самого начала под его фундамент был заложен динамит — в своем «кратком плане» на будущее тот же Эллис писал: «Тщательно избегать вещей, носящих пророческий или проповеднический характер». То есть таких, какие писал Белый.
Так или иначе, принцип «Поэзия как волшебство», сформулированный Константином Бальмонтом в его знаменитой лекции, прочитанной 21 октября 1915 года в вологодском страховом обществе, соответствовал для семнадцатилетней Марины тому, что делал в стихах Брюсов. Она писала о Брюсове:
Есть поэты — волшебники в каждой строчке. Их души — зеркала, собирающие все лунные лучи волшебства и отражающие только их. Не ищите в них ни пути, ни этапов, ни цели. Их муза с колыбели до гроба — принцесса и волшебница. Не к ним принадлежит Брюсов. У Брюсова много муз — муза в лавровом венке, в венце из терний, муза в латах и шлеме, муза «с поддельной красотой ланит», но есть и волшебница, есть и девушка-муза. Об этой редкой гостье в стихах Брюсова я и хочу рассказать.