Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка - страница 41
«Волшебный фонарь» нежданно-негаданно подвергся критике, во многом уничтожающей. Ладно Брюсов, уже замеченный на настороженности к цветаевской лирике, а теперь вынесший беспощадный вердикт в статье о пятидесяти (!) поэтических сборниках «Сегодняшний день русской поэзии» (Русская мысль. М., 1912. Кн. VII): «Верна себе и г-жа Цветаева, продолжая упорно брать свои темы из области узко-интимной личной жизни, даже как бы похваляясь ею («острых чувств и нужных мыслей мне от Бога не дано»). В конце концов мы могли бы примириться с этим, так как каждый пишет о том, что ему близко, дорого, знакомо, но невозможно примириться с той небрежностью стиха (курсив мой. — И. Ф.), которой все более и более начинает щеголять г-жа Цветаева. Пять-шесть истинно поэтических красивых стихотворений тонут в ее книге в волнах чисто «альбомных» стишков, которые если кому интересны, то только ее добрым знакомым».
МЦ откликнулась тут же:
Как так? Великий поэт? Все-таки? Да. Но — на миг. Показалось.
Обидно задел Гумилёв, два года назад признававший: «Марина Цветаева (книга «Вечерний альбом») внутренне талантлива, внутренне своеобразна. <…>…здесь инстинктивно угаданы все главнейшие законы поэзии, так что эта книга не только милая книга девических признаний, но и книга прекрасных стихов».
Теперь он бьет наотмашь (Письма о русской поэзии. Аполлон. 1912. № 5):
Первая книга Марины Цветаевой «Вечерний альбом» заставила поверить в нее и, может быть, больше всего — своей неподдельной детскостью, так милонаивно не сознающей своего отличия от зрелости. «Волшебный фонарь» — уже подделка и изданная к тому же в стилизованном «под детей» книгоиздательстве, в каталоге которого помечены всего три книги. Те же темы, те же образы, только бледнее и суше, словно это не переживания и не воспоминания о пережитом, а лишь воспоминания о воспоминаниях. То же и в отношении формы. Стих уже не льется весело и беззаботно, как прежде; он тянется и обрывается, в нем поэт умением, увы, еще слишком недостаточным, силится заменить вдохновение. Длинных стихотворений больше нет — как будто не хватает дыхания. Маленькие — часто построены на повторении или перефразировке одной и той же строки.
Но сокрушительней всех отозвался Сергей Городецкий, написавший по позапрошлогоднему следу Волошина о книге МЦ в контексте женской поэзии, назвав статью «Женское рукоделие» (Речь. 1912. 30 апреля):
«Волшебный фонарь» Марины Цветаевой, изданный книгоиздательством «Оле-Лукойе» с особенной, интимной роскошью, еще более открыто исповедует права женщины-поэта на какую-то особенную поэзию.
Дело осложняется еще тем, что к причудам женским у Марины Цветаевой присоединяются еще ребяческие.
У нее есть несомненный дар ощущать лирику мгновений, некоторые ее строки близки к настоящим детским переживаниям, но как часто эти качества заглушаются дурной литературой! Вот, напр., вторая строфа стихотворения «В пятнадцать лет»:
И недурные эти строки приходится читать после следующей литературы (первая строфа):
«Забвению мешая!» Такие неудачи очень часты в стихах Марины Цветаевой. Вообще, в них есть отрава вундеркиндства. В темах детских — поэт по-взрослому ломака. В темах «взрослых» — по-детски неумел. Выдержанных в целом стихотворений, вроде «Домиков старой Москвы», очень немного. Марина Цветаева делает вид, что кто-то запрещает поэзии касаться детства, юности и т. д., что ей надо отвоевывать право на эти темы. Ничего подобного! Именно теперь возвращается поэзии право касаться всех тем, и надо пользоваться этим правом спокойно, в меру своего таланта, а не своих капризов. Ведь умеет же она так мило рассказывать про встречу влюбленных детей в сквере или на катке! Ведь есть же и сатирическая нота в ее лире («Жар-Птица» и «Эстеты»)!.. Зачем же вундеркиндствовать?