Марьина роща - страница 22
«Приволье» пошло. Такой дерзости, как цыганский хор и дорогие проститутки, Марьина роща еще не видала. Бывали в трактирах гармонисты, захаживали бродячие циркачи, принимали гостей бойкие солдатки и тихие мамины дочки, но все это бывало скромно, укрыто, а тут— на тебе— с электричеством, с лихачами на резине у подъезда… Ух ты!..
Петр Алексеевич в «Приволье» не показывался. Тихонько сидел в своем «Уюте», по воскресеньям ездил с молодой женой в гости к тестю, и мало кто знал, что на его деньги построен кабак, потрясший тихую окраину. И только через год прознали, что сумел он продать свой кабак компании купеческих сынков, вдохновляемых кипучим директором-распорядителем, который вполне систематично довел заведение до краха.
Вспоминая о нравах трактирщиков, старожил Марьиной рощи Иван Егорович покачивает головой:
— Дикие времена были! С соперниками в роще не стеснялись. Особенно коли соперник сам не рощинский житель и здешних людей плохо знает. С трактирщиком справиться не труднее, чем с любым другим хозяйчиком. У этого соперника и драки в заведении каждый день, и бой посуды невозможный, и в хлебе мыши с тараканами постоянные гости, и вода, будь она хоть из лучшего колодца, невесть какой гадостью вонять начинает… Да что! Одними штрафами замучивали. Санитарный врач штрафует, урядник штрафует, исправник обратно штрафует, да еще городская полиция точно, как часы, начинает у тебя облавы и обыски делать. От одного сраму сгореть можно! И одно из двух: или закрывай свое дело, или, коль упрям, бросай большие деньги на взятки полиции. Только это зря. Да и сам тогда берегись в темную пору… Стукнет пьяный — что с него спросишь? Разобьют стекла — кого заподозришь? Свои, рощинские, соперники в бой вступали, всяк своих сторонников имел. Иногда мирились, иногда один ломал другого. Но пришлых, чужих всегда побеждали. Так и «Приволье». Чего-то тут не хватало. Были тебе и отдельные кабинеты, и хор, и лихачи, и гостеприимный хлебосол Анатолий Николаевич, а вот, поди ж ты, чего-то недоставало. Хирело «Приволье», хирело и осенней ночкой вспыхнуло веселым огоньком. Спасать? Куда там!.. К утру остались одни головешки да черепки посуды… Пришел на пожарище Петр Алексеевич Шубин, посмотрел хозяйским глазом, толкнул сапогом покоробленную жестянку с надписью «Страховое общество „Якорь“» и ухмыльнулся: «Молодцы, сообразили». Да и трудно было держать такой ресторан. К тому времени москвичи облюбовали другие, более приятные места для развлечений и отдыха. Воробьевы горы прославились своими вишневыми садочками и семейными самоварами. Купцы облюбовали Петровский парк. Ни Старое гулянье в Сокольниках, ни Марьина роща, темная и пьяная, против них не могли выстоять. Богатый кутила брезговал Марьиной рощей, вокруг которой все больше густела плохая слава. Да и небезопасно тут порой бывало…
Иван Егорович много знает. Не будем спорить с ним. Шел новый век, и с ним немало перемен происходило в мире, в Москве и в Марьиной роще.
ЗА ГОРОДСКОЙ ЧЕРТОЙ
К началу нового века сложился быт не только во всех семнадцати проездах и пяти улицах, называвшихся собственно Марьиной рощей, но и на всем протяжении от Екатерининской площади до Останкина: ходили в одну церковь Лазаря, что на кладбище, покупали одежду и обувь в одних магазинах на торговой Александровской, а мясо и овощи — на одном рынке на площади. Обывателя это вполне удовлетворяло: меньше забот, все вперед ясно. Всякое новшество встречали с недоверием, — а не хочет ли ловкач ко мне в карман залезть? — но привыкали к новшествам довольно скоро. Молодое поколение на лету подхватывало те крохи цивилизации, что перепадали Марьиной роще, а старики уступали.
Установился быт скучный, свойственный российским городишкам и местечкам. Да ведь Марьина роща и была местечком, прилепившимся к городской окраине. Оформилась и сословная иерархия. В самом низу стояли пришельцы, вчерашние крестьяне. Они выбивались в люди, как умели. Овладев мастерством, большинство оставалось на той же низшей ступени. Кто посмелее и поудачливее, шли выше и становились «самостоятельными» хозяевами. Из этих некоторые достигали положения «уважаемых», но не богатых, а кто напористее, лез выше и становился богатым, но не уважаемым. На высшую ступень — богатых и уважаемых — поднимались единицы и обычно уезжали в город: масштабы Марьиной рощи становились для них малы.