Мария Магдалина – автор четвертого Евангелия? - страница 7

3) Мой тезис: До-каноническая версия Четвёртого Евангелия чётко называет Марию Магдалину тем учеником, которого любил Иисус, именно так, как до сих пор это делают гностические произведения. Произведения гностиков отражают зависимость от до-евангелического текста, который «Раскольники» донесли до групп гностиков после раскола (Brown 1979: 149). Оставшаяся часть общины, «Апостольские христиане» по Брауну, также имели этот до-евангелический текст. Однако, свой текст они отредактировали для того, чтобы сделать его более приемлемым для возникающей институциональной Церкви, к которой они желали примкнуть. Они убрали ссылки на Марию Магдалину как на их основательницу. Взамен они сделали в тексте ссылки на «любимого ученика», но превратили его в безымянного мужчину. А в двух местах текста их редакция пытается представить любимого ученика и Марию Магдалину двумя разными личностями, заставляя их вместе появляться в одних и тех же сценах. (Обсуждаемые ниже структурные изменения этих мест подтверждают отстаиваемую точку зрения.) Они делали так, потому что знали, что церковные лидеры не признали бы подлинность Евангелия, написанного женщиной. Как замечает Браун: «Признание [Четвёртого] Евангелия каноном… было возможно только ценой уверенности в том, что оно имело апостольское происхождение» (1979: 149). А в мировоззрении руководителей институциональной Церкви ни одна направляемая женщиной паства не могла считаться апостольской.

Из этих трёх возможных объяснений третье является наиболее правдоподобным.

Первое объяснение может быть легко опровергнуто. Существует гораздо более естественная связь между Четвертым Евангелие и цитируемыми здесь произведениями гностиков. Исследование Брауна показывает, что большинство из иоанновой общины (Раскольники) принесло с собой до-каноническую версию Четвёртого Евангелия, которой потом пользовались докеты, монтанисты и гностики (1979: 149). Кроме того, как мы уже видели, Четвёртое Евангелие было очень популярно среди гностиков до принятия и канонизации его институциональной Церковью (Perkins: 946). И Браун обращает внимание на то, что гностические сочинения из Наг-Хаммади «изобилуют доказательствами их знакомства с иоанновыми идеями> (1979: 147). По всей видимости, между иоанновой общиной и гностическими группами имелось много очень ранних контактов. Следовательно, не может быть простым совпадением то, что Мария Магдалина упоминается в гностических сочинениях как «ученик, которого любил Иисус» почти так же, как неизвестный ученик-мужчина упомянут в Четвёртом Евангелии. Подобия слишком разительны, чтобы отбросить их, как несвязанные между собой явления.

Для того, чтобы опровергнуть второе объяснение, исходящее от Брауна, мы должны внимательно проанализировать внутреннее доказательство, которое поддерживает мой тезис.

Как уже было сформулировано выше, моим главным утверждением является то, что упоминанием о Марии Магдалине как о безымянном ученике редактор тщательно скрыл личность Марии Магдалины — любимой ученицы Иисуса. Когда редактор переделывал те семь, цитируемых выше, мест, в которых упоминается любимый ученик, он просто изменил упоминания о Марии Магдалине, заменяя их безымянными ссылками на «ученика, которого любил Иисус» или «другого ученика». Для большинства свидетельств это было легко осуществимо и в результате текст выглядел соответствующим образом. Вместо Магдалины взору читателя просто предстаёт безымянный ученик мужского пола.

Убрать ссылки на Марию Магдалину из большинства повествований было легко. Однако в ходе работы редактор столкнулся с проблемой. Традиция, помещающая Марию Магдалину у подножия Креста и у опустевшей могилы в воскресное утро была слишком сильна для того, чтобы её отрицать. Присутствие Магдалины при обоих этих событиях было общеизвестно среди большинства раннехристианских общин. (Это подтверждается тем фактом, что остальные три Новозаветных Евангелия сообщают о её присутствии при этих событиях.) Редактор просто не мог пренебречь каким-либо упоминанием Магдалины при Распятии или ссылкой на неё, как на первого свидетеля Воскресения. И всё же редактор по-прежнему хотел ввести любимого ученика в качестве основателя их общины и очевидца многих событий в деле спасения. Так он мог бы по-прежнему утверждать, что основатель его общины был очевидцем событий описываемых в этом Евангелие, несмотря на то, что по какой-то необъяснимой причине он не может открыть его личность (Иоанн 21:24).