Марк Алданов - комментатор русской классики - страница 7

. Как мы помним, Тамарин всего-навсего упомянул слова заключительных строк грибоедовской комедии - реплику Фамусова: «Ах! Боже мой! Что станет говорить / Княгиня Марья Алексеевна!»[33]. Но как пригодились эти слова! И неудивительно ли, что их помнит военный человек, правда, в прошлом офицер царской армии.

А тайному агенту Вислиценусу, тоже человеку без родителей и молодости, ассоциации с грибоедовским образом, с лишними людьми очень подходят. Они подтверждают его догадки об обреченности искреннего революционного дела и тоже - о несвоевременности жизни. Ирония истории и в том, одно из его конспиративных имен было Чацкий[34]. Вислиценус, разуверившись в революционной идее, пытается выйти из политической игры: «... служитъ больше не могу. Все преступления, все гнусности, всю пролитую кровь можно было терпеть, пока была вера, что мы строим новую жизнь.»[35]. На одной странице Алданов помещает имя Чацкого и выделенный курсивом глагол «служить», который произносится героем с отвращением. В отличие от Чацкого, Вислиценусу уже и «прислуживаться» и служить «тошно», но разрушительная машина революции настигает его и тогда, когда он пытается отказаться от секретной службы.

Иногда в алдановском тексте всего одна фраза Грибоедова становится средством характеристики интеллекта и других свойств персонажа. Так, в романе «Истоки» (1950) Мамонтов, отправившийся в путешествие по Европе, «вспомнил о петербургских обедах, о водке, об икре, но тут же решительно себе подтвердил, что нисколько не сожалеет о своей поездке. «“Когда, постранствуя, воротишься домой, - И дым отечества...” Все у нас, кстати, думают, что дым отечества это из Грибоедова. А Грибоедов это взял у Гомера как нечто общеизвестное... Месяца три-четыре можно провести и без дыма отечества и даже без отечества...»[36]. Мамонтов неточно вспоминает строки из первого действия «Горя от ума» («Когда ж постранствуешь, воротишься домой / И дым Отечества нам сладок и приятен»). К тому же персонаж не к месту умничает, ведь известно, что на заимствованный характер стиха указал сам Грибоедов, выделив его курсивом[37]. Очевидно: Мамонтов не очень внимателен, но очень высокомерен. И Алданов таким образом, с одной стороны, показывает «начитанность» своего героя, с другой - насколько поверхностны его знания, насколько он не глубок в принципе.

В романе «Живи как хочешь» (1952) Виктор Яценко обдумывает, где вообще возможно сохранение романтики, романтического, и взвешивает обстоятельства жизни человека на Западе и человека в СССР: «Уж больше всего действия в России, особенно у советских людей, посылаемых за границу, но какая у них романтика! Там смесь Рокамболя с Молчалиным, солдатчина и дисциплина, как в армии Фридриха II, с той разницей, что при Фридрихах это вдалбливалось в кадетских корпусах и закреплялось в день присяги, а здесь вдалбливается в комсомоле, а закрепляется в день получения партийного билета. Нигде в мире ничего романтического не осталось, всего же меньше в политике. Теперь и заговоры ведут через пытки к признаниям... »[38]. В этом же романе, изображая полемику писателя Яценко и продюсера Пемброка, Алданов еще раз прибегнет к грибоедовской ассоциации. Вспоминая разных персонажей, ставших нарицательными именами, Яценко упомянет Скалозуба и отметит, что для изображения типов «почти всегда нужно огрубление»[39]. Его точка зрения связана с возвеличиванием индивидуального, характерного в человеке, а Пемброку импонирует типизация как составляющая часть массового искусства. Скалозуб же в восприятии Яценко - это огрубленный образ. Парадоксально: Скалозуб как художественное решение Грибоедова начинающему драматургу кажется выспренним, старомодным, однако образ Молчалина - тип, созданный Грибоедовым, Яценко легко использует как один из символов покорного молчания советского человека.

Очевидно, что Грибоедов для Алданова являлся одним из ориентиров культурного прошлого. Не случайно, что персонаж-современник оценивает качества Грибоедова как личности. Алдановым же, как писателем XX века, в определенной степени проявлен интерес только к одному произведению классика, а точнее - к системе образов пьесы «Горе от ума» и к не самым главным её идеям.