Маркос Рамирес - страница 9

. Прежде чем усесться на табурет за работу, отчим никогда не забывал тщательно вымыть и просушить на солнце клетки с птицами, вкладывая в это занятие всю свою душу. Иной раз он вставал в воскресенье часа в три утра и, вскинув на плечо сумку с провизией, обе ловушки и клетку, уходил с друзьями подальше, в глушь, и возвращался домой лишь к ночи, усталый и зачастую с пустой клеткой. Я как-то вызвался пойти вместе с отчимом на ловлю птиц, но он заявил, обращаясь к моей матери:

Мой отчим сапожничал. Страстный любитель птиц, он завел несколько проволочных клеток…

— Там ведь надо сидеть очень смирно, тихо-тихо, а этот мальчишка, живой, как ртуть, распугает всех птиц. Да ему и пути не выдержать…

Так он ни разу и не взял меня с собой.

Отчима звали Рамоном. Черный, как смоль, длинный, тощий, медлительный в разговоре, он не вмешивался в мои дела и никогда не обращался ко мне, — я словно не существовал для него.

В ту пору мать моя была на редкость хороша собой — высокая, с белоснежной кожей, пышными черными волосами, доходившими ей до колен. У нее было десять братьев и сестер; все они, за исключением моей тетки Амелии, только что вышедшей замуж, и дяди Сакариаса, изучавшего право в Сан-Хосе[12], жили с дедом в просторном доме из кирпича-сырца на другой окраине местечка Ла Консепсьон, или Эль Льяно, как более правильно его называют. Она была старшей в семье, а меньшой, Томасито, приходился мне ровесником.

Трое старших — Сантьяго, Рафаэль-Мариа и Эрнесто, здоровые, работящие парни, вместе с батраками-поденщиками справлялись со всеми делами на небольшом поле сахарного тростника, на трапиче и мельнице. Дядя Хесус, приезжая из школы на каникулы, также должен был помогать им в этих работах.

Я же в то время занимался только проказами, и стоило старшим зазеваться, как, смотришь, — я уже юркнул под навес трапиче, чтобы длинной палкой поворошить в горящей печи, вдохнуть аромат густого бурлящего сиропа, полакомиться сладкими пенками и еще не остывшим паточным сахаром и волчком вертеться среди металлических тазов с кипящей патокой, рискуя свалиться в горячую, липкую массу.

Застав меня за этими проделками, дядя Сантьяго, самый старший и самый серьезный из всех, задавал мне изрядную трепку, драл за уши, а то и стегал ремнем.

Дядя Эрнесто расправлялся со мной по-иному: схватив за волосы, он тащил меня на середину двора и там, под одобрительный смех и громкие крики собравшихся поглазеть на расправу, кружил вокруг себя, чтобы затем запустить мной, точно камнем из пращи, подальше — на груду выжатых стеблей сахарного тростника, что возвышалась в глубине двора.

Стремясь показать храбрость и выдержку, стиснув зубы, переносил я все выходки моих дядюшек без единой слезинки, без стона, а они, забавляясь моим глупым детским тщеславием, подвергали меня все новым испытаниям.

Едва какой-нибудь посторонний мальчуган появлялся на трапиче, взрослые братья матери, если деда не было дома, подговаривали его:

— Получишь леденец и большой кусок сахара, если разобьешь нос вон тому мальчишке… Этот сопляк очень вредный мальчишка!

Не дожидаясь нападения, я вмиг кидался на противника и не отступал, как бы туго мне ни приходилось. Если он оказывался сильнее меня, я яростно защищался — царапал, кусал и пинал его ногами до тех пор, пока мои дядюшки не вступались, чтобы разнять нас и положить конец драке. Поэтому зачастую я ходил весь в царапинах и шишках. Однако матери ни разу не удалось допытаться, где меня так отделали. В одной из подобных стычек я так здорово разбил нос одному мальчишке, что у бедняги ручьем хлынула кровь. Тут даже мои дяди перепугались… Не представляю, как до всего этого дозналась прабабка, но, помню, она меня позвала и спросила:

— Что за дьяволенок ты, Маркос? Почему тебе нужно со всеми драться? Расскажи-ка мне, как ты разбил нос мальчику?

— Он первый меня ударил, — оправдывался я.

— Не ври! Меня не проведешь! — погрозила она костлявым пальцем, а потом, смягчившись, добавила: — Я знаю, во всем виноваты твои дядюшки, но плохо то, что тебе это нравится. Вот таким был и мой сын Педро; вечно он ссорился со всеми, не обращая внимания на мои советы и уговоры. А уж от отца как ему доставалось!.. Сам знаешь, каков был прадед — потачки не давал. Порасспроси-ка о нем деда, если хочешь…