Маркос Рамирес - страница 8

Вскоре во второй канал стало поступать меньше воды.

В действительности же мой дед из простыни, выдолбленной тыквы и свечи смастерил «призрак» и с наступлением ночи подвешивал его к ветви старого дерева поро, что росло у развилки оросительных каналов. Обезопасив себя от нескромных взглядов, дед ставил щит, чтобы отвести воду из своего канала в другой, зажигал фонарь и преспокойно принимался с помощью брата за углубление русла на своем участке. Перед рассветом он убирал щит, снимал и уносил с собой «призрак», а на следующую ночь возобновлял работу.

Я решил поведать об этих историях былого, взятых наугад из множества других, ибо они рисуют жизнь старых Рамиресов из Эль Льяно.

Родился я в Эль Льяно, близ Алахвэлы, в январе 1909 года.

Когда я пытаюсь восстановить в памяти самое далекое и затаенное, передо мной возникает воспоминание — туманное, почти призрачное — о сельской вечеринке в разукрашенном, ярко освещенном зале и о смутных безликих тенях, кружащихся в танце. Какой-то мужчина держит меня на руках — это мой отчим, а праздник устроен по случаю его женитьбы на моей матери. Затем всплывает неясное воспоминание о дальнем пути по тропинке среди высоких гор с крутыми обрывами, где все подернуто тончайшей пылью, сверкающей серебром под лунным светом. По тропинке шли женщины, среди которых, по-видимому, была и моя мать, несшая меня за спиной. Женщины, крайне возбужденные, спешили, а чей-то пугающий голос повторял:

— Лев, лев! Это — лев!..

И наконец, страшное пробуждение от кошмара. Помнится, я кричал и плакал, мне было так жутко лежать одному в зарешеченной кроватке, в какой-то комнате, скупо освещенной огарком свечи, которая, казалось, вот-вот погаснет. Объятый страхом, изнемогая от плача, я вдруг увидел, как огромный косматый лев вошел в комнату и, величественно обозрев ее, улегся около моей кровати. Я оцепенел от ужаса…

Таковы первые воспоминания о жизни, что хранит моя память.

И вот — я живу с матерью и отчимом в убогой хибарке из трех клетушек с глинобитным полом и стенами из необожженного кирпича. Наша хибарка, крытая старой черепицей, примыкает к дому прабабушки, и кажется, будто она вросла в небольшой холм близ дороги, отделенной от нас рядом апельсиновых деревьев. Широкие ворота слева от нашего жилища ведут к водяному колесу и трапиче деда.

Позади дома прабабушки, как бы продолжая его, протянулась тенистая галерея, где хранятся выжатые стебли сахарного тростника, высушенного на солнце посреди обширной площадки между домом и трапиче, высокий навес над которым возвышается в низине, на краю двора. По этой низине протекал бурный ручей; вода, поступающая из глубокого оросительного канала, падает на большое колесо трапиче и приводит его в движение. Вода из другого рукава — поменьше — низвергается с крутого деревянного желоба на лопасти мельничного колеса. По другую сторону ручья, на возвышенности, раскинулось принадлежащее деду поле сахарного тростника. На поле растет много хокоте, анонов; окружено оно живой изгородью из гуарумо и поро[10]. Все это мои владения!

Целыми днями носился я по этим обворожительным местам, словно чертенок, несмотря на непрестанные уговоры и просьбы матери, всегда опасавшейся, как бы со мной не приключилось беды.

И она была права: однажды, пытаясь поймать великолепную лягушку, я поскользнулся и упал в водосток. Не помню ни удушья, ни страха — я плавал, как во сне, пока не услышал ужасный крик матери и не почувствовал, что меня вытаскивают за волосы. К счастью, она полоскала белье на берегу и успела схватить меня в тот самый момент, когда я чуть-чуть не нырнул головой вниз по крутому мельничному желобу.

Если бы я не убивал время на всевозможные проделки, то, чтобы как-то развлечься, мне пришлось бы ввязываться в разговоры и домашние дела взрослых. Жили мы в сельской местности, в окрестностях селения Ла Консепсьон, вдалеке от города, и ближайшие наши соседи были немногочисленны, поэтому я не мог рассчитывать на игру со сверстниками.

Мой отчим сапожничал. Страстный любитель птиц, он завел несколько проволочных клеток и две отличные ловушки, или, как он их называл, «цапки» — из бамбука и камыша. Каждое утро с первыми проблесками зари начинался в нашем доме веселый птичий концерт с участием щеглов, ийгуирро и мосотильо