Марс. Книга 2 - страница 11

— Сочувствую. — Мы помолчали. — А почему ты живёшь в гостинице?

Сергей скривился.

— У меня коттедж в Северном, мы там с женой живём. Работаю большей частью на зондах. Зачем мне ещё комнаты?

— Действительно, — согласился я. — А что, с сердечниками так серьёзно? Извини, вопрос дурацкий.

Сергей пожал плечами.

— Без атмосферы, конечно, не останемся. Но мы и так от графика отстаём, а без сердечников к зондам…

— А Дарья говорила, что вы наоборот — опережаете график, — припомнил я.

Хрулёв хмыкнул.

— Смотря какой. Если утверждённый Землёй для всеобщего пользования, то да, идём с опережением. А если наш внутренний, на который мы ориентируемся, то отстаём и сильно. Да ещё выбрыки марпоники!

— Ты о чём? — не понял я.

Сергей отхлебнул из рюмки, я скопировал, и он улыбнулся.

— Процесс терраформирвания, иначе геообразования, на самом деле тайна за семью печатями. Это как с рождением человека, всё по полочкам разложили: и как происходит зачатие и почему, и как растёт плод, и как происходит рождение — всё. Но откуда, грубо выражаясь, дети берутся, не знаем. Так и здесь. Взять хотя бы каньоны. Принято считать их лёгкими Марса. Ещё бы, тут и террамодуляторы, и фиксированные на орбите климатические преобразователи, и окружающие поля марпоники. А если для планеты это не лёгкие, а раны?

Хм, интересное замечание.

— Вот мы запустили процесс и смотрим. Магнитное поле — да! Это хорошо! Атмосфера — вообще замечательно! А вот куда подевалась вода? Планировалось, что при терраформировании произойдёт возгонка, после чего пар осядет на поверхности, вернее, его впитает марпоника и начнёт первичную переработку на водород и кислород. Ещё и подпитываться будет водородом. А водород исчез. Нет его! Куда, спрашивается, исчез? В космос? Обязательно бы отследили. Вот картина: кислород есть, водорода нет.

— Сомневаюсь.

— Да нет, есть-то-он-есть. Мало, очень мало. Кстати, штолен-проходчики занимаются отнюдь не поисками воды. Вернее, не только поисками. Терраформирование Марса привело к тому, что залежи всех полезных ископаемых — всех, без исключения! — оказались перемешаны между собой в единую массу, покрыв этаким «блином»-слоем поверхность планеты. Бригады штолен-проходчиков корректируют уже имеющуюся систему штолен терраформирования в узор для модулированного излучения м-реакторов. По уверениям Администрации и большей части научного истеблишмента — способного послужить катализатором для выпадения из общей массы трансурановых элементов и концентрации их для начала.

— Сильно! Сделать из целой планеты лабораторию! А не страшно?

— Поначалу было, теперь привык. И я всё-таки больше с марпоникой связан, чем с терраформированием. Ты, кстати, в курсе, что изначально экспериментировали с хлореллой?

Я кинул.

— Видишь, в курсе. А большая часть народу не в курсе и не хотят быть в курсе. Даже здесь, на Марсе. В любом случае, марпоника — это растение. Она и задумывалась и выращивалась, как растение.

Он замолчал.

— И что она? — поторопил я его. — Сделалась разумной в тяжёлых условиях Марса? Теория развития и сюда добралась? Так давай высадим её на спутниках Юпитера, там условия ещё тяжелее. И будет нам взращённый собрат по разуму.

— А ты не смейся! — неожиданно зло выдохнул Хрулёв. Он с размаху поставил рюмку на стол, жидкость выплеснулась и растеклась маленькой лужицей. — Не знаю, разумная она или нет, но ведёт себя уж точно не как растение, и не как животное, кстати. Я даже прибрасывал давнюю теорию о коллективном псевдоразуме, осознающим себя при перерастании количества в качество из собранных фрагментов-зёрен, чуть ли не до колоний разумных микробах додумался. Но нет, не сходится!

— И откуда такие мысли? — Я удивился. — У тебя есть факты? Достоверные.

Сергей скорчил подобие улыбки и потянулся бутылкой к моей рюмке, но я прикрыл её ладонью.

— Мне хватит. Спасибо за коньяк, но хватит. Так что с доказательствами?

Хрулёв немного поколебался, но потом закрыл крышку и поставил бутылку на стол.

— Достоверных нет, — сказал он как-то тоскливо. — Так догадки и предчувствия. Хотя кое-что я видел, и другие тоже. Вот пару дней назад, то есть, ночей, стебли начали волноваться. Ну, как волны на море, потом успокоились.