Марселино Хлеб-и-Вино. Большое путешествие Марселино - страница 40
Многое менялось в монастыре, прежде всего из-за Марселино и, можно сказать, на его деньги: все окрестные сёла после погребения что-нибудь пожертвовали монастырю. Огород расширили, посадили много нового, а стены перенесли подальше.
Тут-то нашлись сокровища Марселино: куриная лапка, тройка пик, коробочка от какого-то лекарства и несколько ловушек. Узнав об этом, настоятель велел молодым монахам, которые и занимались переустройством огорода, снова всё закопать, чтобы ничего не пропало, а то вдруг Марселино в день Страшного суда вздумает за ними вернуться…
Монахи, друзья Марселино, утешались тем, что тогда они снова встретятся с Марселино, хоть того и похоронили не на монастырском кладбище, и все вместе предстанут перед призвавшим их Господом.
Наконец наступил настоящий праздник, и на нём, конечно же, снова пел брат Соловей. Большое распятие поместили в часовню, за главным алтарем, над образом святого Франциска. Там и было теперь его место, высоко-высоко — с новой крышей это стало возможно. Так святой Франциск смог быть, где всегда хотел: у ног Христа.
Не осталось уже ни чердака, ни старой лестницы, ни даже той кельи, где раньше жил брат Негодный и куда так часто приходил к нему Марселино Хлеб-и-Вино.
Старые монахи очень живо помнили Марселино, а брат Соловей по памяти написал портрет мальчика, — он ведь не только петь умел, но ещё и рисовал немного. Сперва портрет был у настоятеля, а потом его попросил брат Негодный и тот перенесли к нему в новую келью. Но старик так и не прижился в ней по-настоящему: как-то ночью, никого не потревожив, брат Негодный тихо упокоился и ушёл, как мы помним, на небо, потому что там ему было самое место. Его похоронили на монастырском кладбище, среди других монахов, и некоторые собратья завидовали ему: ведь теперь он был не только с Господом и святым Франциском, но ещё и с Марселино, которого никто не мог позабыть.
В монастырь пришли новые монахи, у которых уже были самые обычные имена, какие в календаре стоят: брат Афанасий, брат Антоний, брат Ольмо… И даже старые монахи перестали звать друг друга так, как прозвал их Марселино. Только брат Кашка просил сохранить за ним прежнее прозвище, и когда кто-то обращался к нему «брат Фома» — а именно так его когда-то и звали, — он ласково поправлял собеседника и просил: «Вы уж, пожалуйста, Христа ради, называйте меня братом Кашкой».
Казалось, после перенесения большого распятия в часовню началась совсем новая жизнь. Брат Кашка помнил, как распятие появилось в монастыре; почти все его немолодые собратья тоже прекрасно знали эту историю и потому не придавали ей значения.
А дело в том, что лет за семь до того, — как раз семь лет и исполнилось бы Марселино, не уйди он навеки к Господу, — важная дама из самого большого в округе села попросила братьев молиться за её дорогого сыночка Мариано, который уехал в страну, где шла война (хоть сам и не воевал), чтобы он вернулся домой живым и здоровым. Даму звали донья Иллюминада, и была она очень богата.
И вот, эта самая богачка донья Иллюминада, не зная, чем бы одарить братьев в благодарность за молитвы о её сыне, преподнесла им огромное распятие, которое купила когда-то в юности и, правду сказать, не знала, куда и девать в своём роскошно обставленном доме — слишком уж оно было большое. Имя у дарительницы тоже было большое — она звалась не только Иллюминадой, но ещё и Реверберасьон[72] и отцу-настоятелю это было известно.
Настоятель не хотел принимать подарок, потому что у францисканцев не может быть никакой собственности, но донья Иллюминада, она же донья Реверберасьон, всё-таки послала его в монастырь со слугой по имени Макарий.
Дело было жарким летом, так что Макарий решил проделать всё ночью. Он погрузил распятие на мула доньи Иллюминады — большущего, под стать грузу, — и повёз его в монастырь.
Они шли всю ночь, и распятие покачивалось на спине у мула; а потом рассвело, и испуганному Макарию показалось, будто деревянный Христос покрылся всамделишным потом от начинающейся жары. У ворот монастыря погонщика, распятие и мула встретил брат-привратник. Это был всё тот же брат, который подобрал подкинутого Марселино; он вскоре умер, и мальчик не успел с ним толком познакомиться.