Марселино Хлеб-и-Вино. Большое путешествие Марселино - страница 41

Самому Марселино было тогда месяца два или три, он лежал себе в люльке, а брат Кашка то и дело садился рядом с ним, пока чистил картошку или занимался чем-то другим, чтобы покачать люльку ногой.

Все братья вышли посмотреть на подарок доньи Иллюминады, который настоятель принял только взаймы, и общими усилиями сняли огромное распятие со спины мула. Сперва его положили на землю, потом долго пытались пронести в двери монастыря. Когда же внесли — казалось, обратно вынести его уже будет невозможно, но выносить пришлось, потому что распятие не проходило ни в дверь часовни, ни в какую другую.

Наконец отец-настоятель распорядился вынести распятие во двор и разобрать, то есть отделить вертикальный столб от всего остального. Деревянная фигура Христа теперь была прибита только к короткой перекладине, и брат Кашка запомнил, как объяснил это брат Негодный, — он тогда был ещё относительно здоров и знал больше всех:

— Вот так и на самом деле поступили с Господом: сперва прибили руки к перекладине, а потом на верёвках подняли на столб, который уже был вкопан в землю.

Брат Кашка не помнил, кто именно попытался самостоятельно поднять столб, и чуть не зашиб Марселино, потому что уронил свою ношу как раз возле его люльки. Малыш проснулся и заплакал. Тогда отец-настоятель велел отнести распятие на чердак, где был самый высокий потолок (правда, при этом скошенные стены). Так монахи и поступили, с трудом втащив свою ношу по шаткой лестнице.

Что случилось дальше, брат Кашка помнил лучше всех, не считая разве что настоятеля. Он часто теперь садился в кухне у двери, возле дровяного ящика, и думал о Марселино, порой так погружаясь в воспоминания, что почти видел его перед собой или слышал звуки, какие мог издавать только мальчик, и быстро вскакивал тогда, хоть это и нелегко в его возрасте.

Никогда он уже не сможет забыть, что видел через щели в чердачной двери. Но, по совету настоятеля, говорить об этом он никогда не пытался: видеть, как Христос шутит с Марселино Хлеб-и-Вино — прекрасно, но не всякому дано это понять.

В то время, где-то через год после торжественных похорон Марселино, — а ведь тогда за гробом шёл не только деревенский оркестр, но даже жандармы с конями в поводу, — донья Иллюминада (или Реверберасьон, или как бишь её) услышала о чуде, произошедшем с распятием, которое всё ещё принадлежало ей. Она тут же решила приехать в монастырь и посмотреть, вправду ли деревянное распятие, как разносит молва, разговаривает; если же это окажется правдой, дама твёрдо намеревалась отобрать у монахов свой старый подарок.

Донья Иллюминада велела запрячь в карету четырёх самых породистых коней, взяла с собой ненаглядного сыночка Мариано, управляющего поместьем и компаньонку (двадцатилетнюю красавицу по имени Адорасьон) — и однажды вечером заявилась в монастырь, где только-только успели закончить строительство и убрать после него весь мусор.

Важная дама сообщила монахам, что она-де владелица большого распятия, и отец-настоятель со старожилами общины приняли её с некоторым опасением — посетительница была и вправду очень влиятельна. Они тут же проводили её в часовню, и отец-настоятель уже задумался, не устроить ли молебен с музыкой и всем прочим, а самим потихоньку просить Господа, чтобы старуха не забрала у них марселиново распятие.

В часовне дама долго рассматривала распятие со всех сторон и даже потрогала ноги Христа. Наконец она попросила монахов оставить их с сыном одних, и братья подумали, что это вполне понятная просьба — дать им помолиться без посторонних.

Тут дама торжественно встала перед распятием, со всеми своими завитыми локонами, необъятными шёлковыми юбками, цветами на корсаже и кольцами на каждом пальце. Она принялась напоминать Господу о том, сколько денег её семья всегда отдавала бедным, и сколько сама она потратила на милостыню, пожертвования и всякие добрые дела, так что не поговорит ли Господь теперь с ней, раз уж даже с бедным оборвышем говорил.

А дон Мариано добавил, чтобы Господь отвечал побыстрее, потому что это ж его мать просит, а она никогда ещё никого ни о чём не просила.