Мартон и его друзья - страница 12

стр.

Он замолк, остановился у открытого окна. Выглянул на озаренную солнцем улицу, оттуда тянуло жарой. Потом оглянулся. Вид у Вайды был расстроенный. Казалось, рассказа сегодня не будет.

— В том доме, где я живу, — заговорил он хриплым, глухим голосом и отошел от окна, — как раз в тот день хоронили какого-то учителя… Помер от чахотки…

Вайда снова замолк. Подошел к письменному столу Селеши.

— Скажите, врач может точно определить, есть или нет у человека чахотка?

Селеши ответил. Но Вайду, видно, и не интересовал ответ. Уставившись в одну точку, он погладил кадык, покашлял, потом встряхнул головой, улыбнувшись Селеши, продолжил свой рассказ:

— «Мужчина будь мужчиной!» Не правда ли?.. Словом, девчонка была довольна, ела и лопотала, что она порядочная, что она должна рано возвращаться домой. Ну, думаю: «На пушку хочет взять». А ведь меня ничем так не разозлишь, как обманом… Тут я зверею… — Голос у Вайды стал звонким. — Это я ненавижу!.. И вот понесла, понесла! Она, мол, порядочная, отец у нее чахоточный, лежит третий месяц, а живут они на те девять крон, что она зарабатывает, да на его пособие из страхкассы. Ну, а на это пособие — вы же сами знаете, товарищ Селеши, — и прожить не проживешь и помереть не помрешь…

— Опять за свое?..

Вайда махнул рукой. Он говорил все быстрей и, горячась и посмеиваясь, шагал взад и вперед по кабинету.

— …Подружка, мол, уговорила ее. «Врешь! — подумал я. — Знаем мы таких цыплят. Цену себе набивает! Ну пусть, пусть попищит!» И представьте себе, сели мы с ней на скамейку, кругом никого… Хотел я ее обнять, она как вырвется… да как влепит мне пощечину!.. Я чуть со скамейки не свалился… «Ты что ж, девица еще?» — заорал я на нее. «Да, — ответила она и потуже стянула воротничок блузки. — Я пойду домой!»

Селеши напряженно слушал.

— И… и что ж, она девушкой оказалась?

— Чего вы вперед забегаете? Терпенья, что ли, нет?.. Я прикинулся, будто поверил ей… Да и, как вам сказать, отчасти поверил даже… Проводил до дому. У парадного поклонился и ручку поцеловал. — Вайда рассмеялся. — Цыпленок не знал, куда и деваться. Посмотрел я на нее, как Псиландер на Асту Нильсен[6], когда он был уже совсем «готов», и так вздохнул, что даже кот свалился с соседней крыши… И поделом ему, нечего серенады задавать!

Селеши расхохотался. Под ним даже стул заскрипел.

— Без котов никак не можете обойтись?

— Говорю ей: «Жаль, что я женат…» Погладил ей руку. Ручка, правда, шершавая. «Жена не понимает мою душу… Она не понимает меня… Я не понимаю ее…» Блузка у девчонки натянулась. Я думал, у меня глаза выскочат… «Семья моя против развода». — И Вайда снова рассмеялся. — Мы остановились на улице Роттенбиллер. Кругом — ни души. Редко-редко трамвай пройдет. Недалеко от нас газовый фонарь. И были мы с цыпленочком, ну, точь-в-точь влюбленная парочка с открыток. «Вы из какой семьи?» — спросила девчонка. «Отец мой был генералом от кавалерии».

Селеши уже не хохотал, а хрюкал. Он расстегнул жилетку, словно боясь, что с нее пуговицы соскочат. Сорочка вынырнула из брюк. Толстые пальцы вице-директора стали поспешно запихивать ее обратно.

— Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! — хохотал он, все более часто и дробно, пока это «ха-ха-ха» вовсе не слилось в единое «хахахахаха».

— «Не отчаивайтесь, Имре!» — сказала девчонка.

— Вы с ума сошли! Какой Имре? — воскликнул Селеши.

Вайда остановился и, словно представляясь, поклонился Селеши.

— Имре Каполнаи… Уж не воображаете ли вы, что я назвал свое настоящее имя?

— Ох, и жулик! Вот чудеса-то! Ха-ха-ха! Хахахаха!

— «Когда же мы встретимся снова?» — спросил я девчонку. «Завтра нельзя, — она тяжко вздохнула, — завтра сверхурочная работа на фабрике. Послезавтра в восемь под часами Восточного вокзала, на лестнице». И представьте себе, попросила меня отойти от дверей. Не хочет, мол, чтобы дворник, отпирая парадное, увидел, как она с мужчиной стоит. «Ладно, — подумал я, — ври дальше!»

— А может, и правда? — воскликнул Селеши.

Вайда, наслаждаясь произведенным эффектом, все больше входил в раж.

— На улице было темно и безлюдно. Уходя, я шепнул ей: «Ангел!»

Вайда закурил. Глубоко затянулся и уставился в одну точку. Его глаза с поволокой походили на большие расплывшиеся капли нефти. Внезапно маклер заговорил о другом.