Маша и ведьмак - страница 3

— Чем могу вам помочь? — спросил равнодушно. — Ваше имечко, проблема? С чем пожаловали?

— Свою позорную практику бросай, это тебе приказ моего отца. Ты на охраняемой территории, не уйдешь по-хорошему, проводим плохо, — ответил Антоний, стянув капюшон. — Тебя кто сюда звал?

— Радон звал, мы с ним добрые кореша, — по каким-то признакам, может по тону или словам, мужик понял, что перед ним не разочарованный в его услугах клиент, а некто из здешних кланов. — Знаешь, поди, Радона?

— Не знаю и знать не хочу. Давай, сворачивайся и уходи, нечего глумиться над памятью старика Крюкова. Он фокусником не был и людей не приваживал к себе козьим дерьмом! — упрямился Антоний. — Тихо уходи, считай это тебе привет от Крюковых…

Подойдя к столу, он уперся в столешницу руками, посмотрел на мужика своими карими глазами. Они хоть и были человеческими, но огонь в них горел недобрый, холодный. Отец часто говорил, что огонь нечистых не светит и не греет, только палит.

Мужик небрежно и спокойно смотрел в эти глаза, не веря в их смертоносную силу.

— Радон тут хозяин. Тебя я не знаю, — сказал лжеведун. — У него святыня. Он стережет дорогу к небу. Из верхнего мира давно никто не приходит. Люди давно не верят ни в рай ни в ад, они верят в фокусы и козлиные орешки. Я даю им то, чего они хотят, и за что готовы платить.

— От имени моего деда? Ты же называешь себя двоюродным внуком Павла Крюкова! Ты веришь, что за это я могу превратить твои внутренности в эти самые вонючие орехи? — Антоний продолжал стоять над столом и смотреть на самозванца почерневшими глазами. — Давай решать прямо сейчас, во что ты веришь…

— Слушай, парень, не знаю, кто ты там оборотень или леший, Радон шутить не любит, он назвал имя, я под ним работаю. Священный дуб уже двести лет под его кланом, значит он тут главный! — заговорил мужик со знанием дела. — Но я в ваши разборки не лезу, сижу, обывателей лечу…

Антоний взглядом нащупал сердце лжеведуна, оно билось почти ровно, исправно перекачивая жидковатую, испорченную алкоголем кровь по дряхлой системе вен и артерий. Убить такого человека ничего не стоит, — пара морганий, никаких сложных манипуляций не нужно.

— Ладно, в смерти своей вини себя, — Антоний дважды закрыл и открыл глаза, потом медленно выпрямился, закрепив результат подмигиванием. — Бывай!

Беднягу скрутило так быстро, что он не успел пикнуть. Судороги, похожие на припадок эпилепсии, вместе со стулом опрокинули его с жутким грохотом на пол. Лежа на спине в раскорячку лжеведун тщетно пытался встать, выпрямить скрюченные ноги и руки. Кровь мощными толчками хлынула из страшно хрипящего, разинутого рта, потекла носом, ища выхода из тела, превращенного в камень. Выпученные неподвижные глаза смотрели на Антония, который не отводил взгляда от своей жертвы, наблюдая за тем, как она испускает дух. Отец говорил, что «бараний рог» выворачивает наизнанку внутренности; ломает кости, раздувает легкие, лишая человека способности дышать, заставляет вскипать кишки, рвет на части желудок. Все заканчивается воспалением мозга и разрывом сердца.

Антоний вышел из дома самозванца под громкий плач его бабы, которая не смела зайти в комнату, где лежало одервенелое, залитое кровью тело, источающее теплый тошнотворный запах.

Мария открыла глаза и увидела склоненного над ней молодого мужчину, даже парня. Темные волосы ежиком, лицо жесткое, настолько серьезное, что она зажмурилась испугавшись. Почувствовав какое-то движение, девушка снова открыла глаза и поводила взглядом влево-вправо. Незнакомая комната, просторная и пустая. Парень снова наклонил к ней свое неприветливое лицо с большими темными глазами, строгим ртом и точенными скулами.

— Ты кто? — спросила Мария тихо, приподнявшись на локте.

— Антоний! — жестко и гордо ответил парень, выпрямляясь, но не спуская с нее глаз.

— Имя христианского подвижника, — успокоила себя Мария, впрочем, ненадолго. Пуская незнакомая комната без звуков и запахов пугала ее. — А где я? Меня похитили?

— Да. Тебя как зовут? — Антоний глядел на девушку и понимал, что в жизни своей не видел женщины красивее. Ожившая античная статуя, одетая в простенькое платье, светлокожая с глазами испуганного олененка.