Машина - страница 71

Комендантша уже много лет жила среди студентов. Бесчисленные поколения их прошли перед ней. Она привязывалась к ним, но студенческое житье скоротечно, и одни привязанности безболезненно вытеснялись другими. Постепенно безалаберные студенческие порядки накрепко въелись в ее душу. Комендантша и не замечала, что становится малость чудаковатой, и тем более не замечали этого студенты. Сегодня Алия, взбудораженная и настороженная переломами в своей жизни, с умилением обнаружила, что у толстухи с детства впитанные представления о долженствующем порядке вещей мирно сосуществуют с ухватками и словечками молодежи. «Залипуха», «лажа», «клево» и «чувиха» сменялись более поздними напластованиями. «Путево» и «хиппово» она произносила так, что это казалось в ней совершенно естественно. Если она что-то хвалила, то «не слабо!» являлось эквивалентом наивысшей оценки. Комендантша была находкой для лингвиста, возжелавшего бы написать монографию о студенческом сленге, то бишь, жаргоне от время оно до наших дней.

Алия опять вспомнила комендантшу, устроившись на скрипучей раскладушке и попытавшись вызвать сон. Сны не приходили и к девчонкам. Начался в темноте бесполезный разговор — о тряпках и о мальчиках, о преподавателях и о лекциях. Алия помалкивала. Ей было о чем думать и вспоминать. С комендантши мысли переключились на Фросина. Алия уже не могла вспомнить, за что его осуждает. Точнее, она это знала, но мотивы казались уже совершенно неубедительными. Подумаешь, в запальчивости назвал себя и других винтиками, да и смысл-то был необидный. Фросин хотел подчеркнуть, что каждый должен на своем месте быть до конца добросовестным. Это уж она сама потом придралась, к форме, а не содержанию... И другое все ерундой было — то ей пренебрежение к людям увиделось, то еще чего. Единственное реальное обвинение, которое переполнило ее негодованием, и то сейчас казалось уже не столь тяжким. Чувствовала Алия, что погорячилась...

Незаметно Алия уснула. Ей приснился Фросин. От радости она проснулась и не сразу осознала себя на раскладушке в аспирантской квартире с сонным дыханием девчонок. Потом ей суало себя жалко и она чуть не заплакала. Ругая себя за слезливость, она вдруг подумала о Фросине — как он? Тут же она честно призналась себе, что больше всего ее возмущает не его проступок по отношению к Геннадию, проступок, который теперь выглядел не таким уж доказательным, а то пренебрежение, которое явствовало из нежелания разыскать ее и попросить прощения. Она мучается, спит кое-как на раскладушке, а ему безразлично, где она и что с ней. Нет, он ее никогда не любил. Она так и заснула с этой мыслью и со слезами.

А утром ей подумалось, что она в корне не права, бросив Фросина одного и не попытавшись развить то хорошее, что в нем есть. Алия уверила себя, что, оставшись безнадзорным, Фросин немедленно даст волю самым худшим чертам своего характера и будет на заводе всех подводить, администрировать, заниматься интригами и злоупотреблять властью. На лекциях она окончательно уверилась, что надо было принести в жертву себя, ради общества, перетерпеть несправедливости и всерьез заняться облагораживанием Фросина. К концу лекций она все поняла, взвесила и решила только дождаться, когда во Фросине проснется совесть и он начнет искать ее. Выходя из университета, она специально замешкалась, чтобы не проглядеть его в толпе. Фросина не было. Алия не знала, что Фросин в Сибири и что он вернется в город послезавтра, в понедельник. А завтра еще только воскресенье.

Наступило воскресенье. Вставать и спешить куда-то было не нужно, но не спалось. Проснулись все трое и лежали, лениво переговариваясь в темноте — светало уже по-зимнему поздно. Алия чувствовала, что тело, впервые за эти долгие горькие дни, налито веселой бодростью. Она с удовольствием вспомнила свой сон и Фросина в нем и с улыбкой прислушалась, как ее однокурсница Валентина поддразнивает букваришку. Та уже несколько раз ходила в кино с мальчиком из своей группы. Мальчик был красив и застенчив. Валентина тоже была красива — налитая девица, с тонкой талией и яркими пухлыми губами. Пока мальчик, стесняясь, ждал свою подружку, Валентина расхаживала по квартире, вызывающе покачивая бедрами и отводя назад плечи. Свитеры на ней всегда были на два размера меньше, чем надо, а лифчиков она дома не признавала. Ей нравилось, что мальчик краснеет и отводит взгляд.