Маска (без лица) - страница 2

— Хорошо, — я пожал плечами. Мне собственно было всё равно, но втайне я радовался тому, что смогу сделать для этой девочки что-то хорошее. Когда я вошёл к ней в палату, она обернулась, но тут же отвернулась обратно к стене.

— Вот… я ужин принёс, — промямлил я, мне почему-то стало ужасно неловко, и я поспешил выйти, закрыв за собой дверь. Как-то само собой за мной закрепилась эта обязанность — носить ей еду из столовки. Оксана и другие медсёстры в шутку называли меня «кормильцем». Что касается наших ребят, то пара затрещин и одна серьёзная драка прекратили все насмешки надо мной, а за одно и над ней. Впрочем с «мумией» как её все называли и так никто не общался. А эта девочка всё так же лежала в своей постели и отворачивалась каждый раз, когда я приходил. Иногда, по вечерам я замечал, что она тихо всхлипывает. В эти моменты мне становилось особенно её жалко. Но что-то сделать или просто заговорить я не решался. От этого становилось ещё обиднее и тоскливее на душе. Однажды вечером я всё же решился. Неся, как обычно ей поднос с ужином, я зашёл в свою палату и положил на него пару бананов и апельсин, которые заранее забрал из шкафа с продуктами, которые нам передавали родители. Она всё также лежала отвернувшись к стене. Я поставил поднос и с сильно бьющимся сердцем вышел из палаты. Ужин в столовой я уплёл минут за пять. Это был для меня своеобразный рекорд, хоть есть не хотелось совсем. Я давно так не волновался. Когда я подходил к её палате, чтобы как обычно забрать посуду, то чувствовал, что сердце готово выпрыгнуть у меня из груди. «Блин, да что со мной такое, она же обычная девчонка, а я просо сделал доброе дело — поделился фруктами», — успокаивал я себя, но это не помогало. На этот раз девочка не отвернулась к стене, а настороженно посмотрела на меня и тихо сказала:

— Спасибо.

— Не за что, пожалуйста, — только и сказал я в ответ, но у двери неловко обернулся, правда чуть не выронив поднос и добавил, — я тебе могу ещё принести.

— Не надо, у меня своих фруктов полно, — она опустила голову и посмотрела в пол, — а ты можешь просто придти? А то со мной даже девчонки разговаривать не хотят, обзываются только. У меня, кстати, персики есть, мама специально доставала. Хочешь?

— Нет, я сейчас только что поел, — отрицательно я замотал головой, — сейчас приду, только вот эти тарелки в столовку отнесу.

По коридору я не бежал лишь по одной причине — боялся разбить больничную посуду. Швырнув поднос на стол я тут же рванул назад. Забежав к себе в палату я схватил карты, настольную игру «Эрудит» и свою гордость — маленький приёмник, который сам собрал из радиоконструктора. Взяв это всё, я прошёл назад и снова оказался в палате этой девочки. Она уже не лежала, а сидела на постели, а на тумбочке я заметил несколько персиков, лежащих на тарелке. Одета она была в голубую пижаму, со смешным узором из белых цветов. Сам не знаю, почему они мне показались смешными. Мою улыбку она приняла на свой счёт и сразу насторожилась, ожидая насмешки или издевательства.

— Ты что улыбаешься? — в этом вопросе послышалась не только обида, но и страх. — Да нет, ничего, — я тут же стёр улыбку с лица и честно сказал, — пижама у тебя смешная, эти цветы, ну вобщем они на цветы мало похожи.

— А на что же? — недоумённо спросила девочка, рассматривая свою пижаму, словно видела её впервые.

— Неважно, — я ушёл от ответа на её вопрос, — во что играть будем?

— Ты садись, — девочка похлопала ладонью по кровати рядом с собой, и я поспешил воспользоваться её приглашением, — кстати, а как тебя зовут?

— Игорь, а тебя?

— Оля.

— Так во что играть будем? Я в дурака как подкидного, так и переводного умею, или если хочешь в «Эрудит» сыграем, там слова из букв надо составлять, — я всё ещё держал в руках свои «дары».

— Давай в «Эрудит», в карты я почему-то всегда проигрываю, — ответила Оля, — мама говорит, что если во что-то не умеешь играть — не играй совсем.

— Это верно, — согласился я и мы начали играть. Иногда, пользуясь тем, что она была отвлечена игрой и размышляла над словами, я украдкой внимательно разглядывал её. Как я уже говорил её лицо полностью закрывала марлевая маска, но я всё же заметил, что у неё большие карие глаза, светлые длинные ресницы и слегка курносый нос. А из под бинтов выбивались пряди светлых волос. Конечно, я хотел спросить её о том, что с ней произошло, почему она носит эту маску, но очень боялся обидеть её этим вопросом. Мы играли, составляли слова, записывали очки на листе бумаги, а вечер меж тем плавно и незаметно закончился, и медсестра пришла к нам сказав Оле, что пора ей ложиться спать, а мне — отправляться в свою палату. Мы прекратили игру, подсчитали очки, оказалось, что Оля выиграла. Она была очень рада этому.