Мастер Лабиринта - страница 21

- Нарисуй лучше. Если сможешь. - Вся её притягательность, сладкая, как мякоть абрикоса, исчезла. Мария сузила недобро глаза, готовая защищать плохую работу.

- Извините. Я не хотел.

- Ты всё время извиняешься?

- Я всё время чувствую себя виноватым.

Май подошёл сзади, и на губах женщины вновь заиграла мягкая улыбка. Волна сексуальности на этот раз была направлена на Мая - и не задела его. Он злился, и не заметил. Он мало что замечает.

- Уйдите. - Сказал Ракхен. - И не разговаривайте больше с моим учеником.

- Агха. - Отлипнув от стены, блондинка двинулась в сторону выхода.

Май вынул брошюру из моих пальцев, добавляя к тем, что уже держал. Похоже, Мария со многими тут переговорила, прежде чем её остановили.

- Она мне дала!

- Это не для тебя. - Вполголоса, наклоняясь ко мне. - Олег, прекращай эту игру. Она не приведёт ни к чему хорошему. Ты знаешь кто ты, и всё это - не для тебя.

- Почему это? - Каждый из нас живёт в мире своей головы. Мир головы Мая какой-то особенный.

- Потому, что в тебе больше самомнения, чем таланта. Потому, что ты можешь отобрать шанс у того, кто его заслуживает. Того, для кого подобные мероприятия - единственная в жизни возможность показать себя.

- Этим? - Кивнул я на двух молодых монахов, отмывающих пол там, где я забрызгал краской.

Злость поднялась густым тёмным комом, просачиваясь через запреты пристойного поведения, через обязанность уважать и взвешивать слова:

- Этим? Или тебе? Я думал - ты художник. Восхищался тобой. А ты ремесленник. Рыбий. Ремесленник.

- Подними свои вещи. - Май собирался выпроводить меня на поверхность. Избавиться от меня - как избавлялся после уроков, когда я пытался поговорить с ним.

Потому, что мне не с кем больше говорить. Только с учителем-монахом, который считает меня бездарным снобом. Наверное, я совсем не уважаю себя, раз пытаюсь каждый раз. Но... я же вижу, он мог бы меня понять. Он пишет не потому, что должен, а потому, что у него это в глазах и в пальцах. Я видел, как он на уроках рисует, он - настоящий.

Настоящий Май думает, что я ничтожество.

Я вернулся за рюкзаком, бросив взгляд на участок панорамы, который испортил. Они правы: я испортил. Вместо охры пестрело изумрудно-зелёное пятно - глаза подвели, и я ошибся с цветами.

Один из мальчишек, что мыли пол, застыл, приоткрыв рот и распахнув васильково-синие глаза. Он тоже смотрел мой участок картины. Монах вдохнул судорожно - и закричал.

Долгая ровная нота вопля, пока не закончилось дыхание. Монах кричал от боли, они всегда кричат от боли, пока Рыба перехватывает контроль.

Вод раскинул руки в стороны, запрокинул голову к нарисованному небу - так резко, что я слышал, как хрустнула шея - и помчался. Вперёд, на картину, пытаясь в неё вбежать. Натолкнулся на красноносого монаха, бросившегося ему наперерез. Сбил его с ног, отскочил, как бильярдный шар, и побежал в другую сторону.

Монахи брались за руки, замыкая одержимого в круг. Он будет носиться, не пытаясь вырваться, отскакивать от препятствий, мчатся в другую сторону, пока усталость не подломит ему ноги. Тогда или Рыба его бросит, оставив измотанного парня с осколками воспоминаний о космосе и голоде, или его свяжут, обколют препаратами и будут надеяться, что однажды его разум вернётся. Таков протокол.

Май спешил занять место в круге. Я рванул ему наперерез.

За миг до того как потерял разум, вод смотрел на нарисованный мной участок. Участок, за который ответственен Май.

- Наверх. - Упёрся я кулаками в грудь Мая. - Отведи меня наверх. Сейчас же!

Ракхен глянул на закрывшийся круг, на мечущегося в нём парня - на меня. Вероятность семьдесят процентов, что Рыба бросит сосуд - и перепрыгнет в другого. Самого восприимчивого. Например, в аристу с механикой в крови.

Май схватил меня за руку и побежал к выходу.

Рюкзак больно бил по спине - особенно когда я перепрыгивал через вещи, брошенные на полу монахами. Я задыхался. Когда терял темп - Май толкал меня в спину, тоже больно. Сзади донёсся крик. Ещё один. И ещё один.

Рыба, перебирала одного вода за другим, или, может быть, захватывала сразу нескольких.

Мимо золотой ланью промчалась Дейке. Туфли в одной руке - сумка в другой. Она бежала так быстро, что могла бы выиграть городской марафон. Несмотря на хромоту.