Мать многоликих - страница 20
Лирис. Так. Первый дежурит Немой. (Громко — Немому.) Немой, ты — первый.
Немой согласно кивает.
Лирис. Вторым — я. Всё, всем спать. Завтра тяжёлый день.
Фелита. (Себе под нос.) Раскомандовался…
Лирис. (Фелите.) Айгарса напоила?
Фелита. (Ворчливо.) Да. Половина вылилась через ноздри.
Лирис. И то неплохо, что половина… Ладно! Всем на боковую!
Отряд молча укладывается вокруг костра. Юлдис громко кряхтит и охает — у него стёрты ноги.
Уле опять снится та пещера. Снова она висит под потолком, вокруг, свесившись вниз головой, спят летучие мыши. В низу, меж голубых костров, шевелится лоснящаяся человеческая каша.
Помня, что случилось в прошлый раз, Ула сразу прячется за известковую сосульку, висящую прямо у стены, и принимается наблюдать оттуда. Зрелище одновременно манит и вызывает дурноту. Ула видит женщин, которых с подобострастным видом ублажают несколько мужчин сразу, а женщины командуют ими, меняя любовников одного за другим; видит младенцев, которых кормят и убаюкивают исключительно мужчины; видит каких-то мохнатых тварей, отдаленно напоминающих гигантских пауков — они мирными стайками дрыхнут тут и там; видит, как убаюканных младенцев кладут в эти черные кубла, и маленькие тельца обнимают мерзкие мохнатые лапки.
И вдруг кто-то кричит — громко и протяжно. И это не крик боли и не мольба о помощи, а скорее клич.
Многоликие замирают. Только костры трещат. Потом из темного бокового хода в залу входит процессия. Четверо мужчин, раскрашенных в ярко-зеленый цвет, выводят девушку. И мужчины и девушка голые. Многоликие сразу расступаются перед процессией, которая с важным видом шествует куда-то в дальний конец пещеры. Кто-то кланяется девушке, когда она проходит мимо, кто-то падает ей под ноги, чтобы она прошлась по нему, кто-то машет рукой, кто-то поднимает над головой младенца, кто-то протягивает руки, пытаясь дотронуться до голого плеча. Девушка ни на кого не обращает внимания, лицо у нее напряжено.
Вот процессию становится почти не видно за лоснящимися головами и плечами. Ула понимает, что если она хочет увидеть все до конца, надо выбираться из укрытия.
Оказывается, это не так легко. Ула понимает, что это сон и в случае чего она всего лишь проснется в лесу у костра, где и заснула. Но все равно сделать над собой усилие очень сложно. И все же она его делает и принимается «переплывать» от одной известковой сосульки к другой, стараясь держаться ближе к стене, надолго замирая, если случайно заденет потолок и вниз посыплется предательская каменная крошка.
В конце концов она оказывается над большой ямой. Многоликие обступают яму плотно, камню негде упасть, не то что ногу поставить. Голую девушку уже связали двое обмазанных зеленой краской мужчин и уложили на краю ямы. После чего к петле на лодыжках девушки привязывают длинную веревку, перекинутую через перекладину, которая закреплена прямо над ямой. Противоположный конец веревки держат двое других «зеленых». Ула не сразу понимает, что девушку сейчас подвесят над ямой, а потом, наверное, опустят в нее насколько хватит веревки. И когда до Улы это доходит, она замечает нечто жуткое.
Яма шевелится.
Шершавые, сужающиеся книзу склоны, местами обмазанные блестящей слизью медленно пульсируют, отчего создается обманчивое впечатление затягивающего водоворота. Это животное! — понимает пораженная Ула. Пасть в камне! И сейчас ей скормят эту девушку!
Так и происходит. Двое «зеленых» тянут веревку на себя, девушка повисает над ямой-пастью и начинает медленно качаться из стороны в сторону. Многоликие все как один затягивают мрачную песню.
Многоликие. О-ма, О-ма! Кнери так-ка дом-ма! О-ма, О-ма! Кнери так-ка дом-ма!
Многие мужчины поднимают над головой младенцев. Обманчивое движение водоворота под связанной ускоряется — пасть как бы торопит многоликих, сглатывая в предвкушении. Сама связанная неправдоподобно спокойна — руки безвольно висят, глаза закрыты, она качается, подобно маятнику, туда-сюда, постепенно сужая махи. И когда тело ее замирает точно над ямой, ее начинают опускать. Песня многоликих становится громче.