Материнский кров - страница 20
— Вас обижали жадные люди, а тут враги звезды на спине красноармейца вырезают…
— Так то когда было? Ты и на свет еще не появился. Тех ворогов уже и кости давно в земле погнили…
— А новых злодеев разве ж нет, мама? Что сейчас в Испании фашисты творят?
Раньше про такие страны и таких слов, как «фашист», в станице и знать не знали, что ж тут скажешь сыну, если он уже больше матери понимает, что в мире творится, в другое время жить начинает и по-другому, дальше станицы книжки ему жизнь показывают, пусть смотрит, узнает, что к чему. Жалко, что переростком сидит в классе, в голодное время она его дома держала, в школу не пускала.
Пять классов Митя окончил и больше в школу не пошел.
— Стыдно, мама. Детвора на перемене дразнит: «Дядь, достань горобца…»
— А ты тех брехливых цуценят не слухай и своим умом живи.
— И другие хлопцы с тетрадками по станице уже не ходят. Поеду я, мама, куда-нибудь в училище. Иван Задесенец зовет в Новороссийск, там горнопромышленная школа, за два года на шахтера можно выучиться…
Собрала Митю хорошо, новый костюм купила, рубашку и ботинки. Как городской парубок ходил в таком наряде сын по станице и даже в Горячий Ключ успел съездить и на фотокарточку снялся с хлопцами и девчатами. Уже и оттуда несколько фотографий прислал и ее наказ выполнил — не на подземную специальность поступил учиться.
Как Мите передать, что отца взяли на войну? Письмо написать и все там рассказать, как татуся-солдат в хату приходил, домашним борщом угощался и в кузне работал, подковы обжигал для армейских коней? Прочитает такое письмо сынок и начнет обижаться, почему не позвали проститься, память какая осталась бы от встречи.
Неспохватная это была для Ульяны забота, но и не припоздалая, в свой черед подступила, когда все еще свежо от проводов Матвея было и в долгую думу не перешло. Материнский возраст отводит свое место и мужьям, и детям, и теперь к сыну ее опять потянуло, да так сильно, будто изголодалась, терпенья больше нет. Надумала пойти к нему сама, закрыла хату на замок, отвела племянника к Одарке Млынихе. Правильно дедушка сказал, что еще не все дороги к детям прошла…
7
Почти двести километров она днем и ночью шла. За Краснодар выбралась с попутчицей, и зашагалось надежней. Миновали несколько станиц и хуторов и, не задерживаясь вечером на ночлег, решили за ночь дойти до станицы Холмской. Начиналось предгорье, дорога потянула к лесистым холмам, петляла между ними. За каждым поворотом чудилась воровская засада, а тут на тебе — шмыгнула из кустов собака.
— Нюра, бачишь?
— Ага, побегла на другую сторону…
— А тут же никакого жилья…
— Никакого…
Ноги сами понесли быстрее мимо опасного места.
— Чуешь, Нюра, цигаркою запахло?
— Та чую же…
Кто-то невидимый стоял в кустах, курил и наблюдал за ними. Попутчицы молча несли по ночной дороге свои мешки. Никто не догонял сзади, не преграждал дорогу впереди.
Когда выбрались из леса, увидели вдалеке редкие огоньки станицы — тут еще не очень строго было со светомаскировкой, немецкие бомбовозы сюда пока не прилетали.
У моста через речку их задержал часовой:
— Стоять на мисте! Кто такие? На мост не вхо́дить!
В туманном сумраке окрики ударили в уши резко, как выстрелы, и, когда часовой побежал навстречу, деревянный настил множил его топот. Шаги стихли, клацкнул затвор.
— Дядько, не стреляй! — крикнула Ульяна в туман, и последнее слово плеснулось воплем — так пронзительно кричит на реке после выстрела охотника раненая утка. — Не стреля-а-ай… ай-ай…
Опять шаги по гулкому настилу моста, размытый силуэт — шинель, винтовка с длинным штыком, близкий голос:
— Тю, ба-абы… А ну скидай мешки и лягай на землю!
— Да ты шо, дядько?
— А вас в запретную зону бес несет? Так ложитесь, пока я командира те вызвал. Останетесь без мешков и штраф заплатите.
Попутчицы легли у обочины дороги, приклонили головы на свои мешки. Часовой так и не подошел к ним, затаился поодаль, а может, расхаживал тихими шагами по своему посту. Не тронул, не заарестовал — на том и спасибо, наверно, пожилой, последнего призыва, как и Матвей. Ульяна понемногу успокаивалась, переводила думы на свою семью, дорожная усталость сморила ее.