Механические птицы не поют - страница 12

Хенрик никуда не выходил с Мадлен. Это было запрещено договором с фирмой. Но почти никто из владельцев механических копий своих близких и не хотел показывать их людям, предпочитая хранить эту зыбкую ложь от чужих глаз.

К тому же Хенрик не хотел смотреть на себя с Мадлен со стороны. Ведь каждый взгляд прохожего, каждое отражение в витрине могли послужить ему напоминанием, что все это лишь игра. У богатых людей были средства даже ежегодно менять куклам лица и даже фигуры. Хенрик ради Мадлен не только потратил все свои сбережения, но и влез в долги. Его «соловей» оставалась тридцатилетней. Так как детей у Хенрика не было, после его смерти Мадлен должны были просто отключить и утилизовать, хотя некоторые завещали хоронить «соловьев» вместе с собой или покупали им места на кладбище. Это не возбранялось.

Но напоминание о том, что человек, с которым ты живешь, вовсе не человек, а его механическая реплика считалось жестокостью, а в случае герра Унфелиха еще и нарушением служебной этики.

— Пес с ним, Хенрик. Что нам за дело до него, мы ведь и правда никого не укрываем.

— Этот ищет «пташку», не «соловья». Я не слышал, чтобы «соловьи» улетали…

— Я не знал и что «пташки» улетают. Они разве не бездушные? От чего им бежать? — удивился Уолтер.

— Да кто же их знает. Спящий с ними, Уолтер, пересыпь лучше песок на другой поднос, а этот отдай Василике, пусть на кухню отнесет — горелым кофе все провоняло, — сказал Хенрик.

— А я тебе скажу, Уолтер, от чего они бегут, если ты хочешь послушать, — прошипела Зэла. — Те люди, что ходят в бордели «Пташек» способны кого угодно…

— Зэла, прошу тебя, здесь посетители. В прошлый раз твоя пропаганда кончилась дракой, — скривился Хенрик, положив руку ей на плечо.

— А это все потому, что…

— Зэла, ради всего что для тебя там свято, никто из нас не ходит в их бордели и не одобряет этого! И вообще, поменьше бы ты сейчас воевала с «Пташками» — жандармы и Пишущие всего города ищут убийцу одного из их владельцев, не время показывать антипатии, — не выдержал Уолтер.

Напоминание о том, что по слухам происходило в «Пташках» для него было болезненным полуупреком. Он никогда не поддерживал этот бизнес, но он закрывал глаза на его существование, как и вся страна. Уолтер читал мемуары одного из офицеров жандармерии, где он писал о благотворном влиянии «Пташек» на уровень преступности. Как только появилась возможность недорого и безопасно удовлетворить самую грязную свою фантазию, вплоть до реалистичного убийства, на улицах стало гораздо спокойнее.

Все это успокаивало совесть. А потом появлялась Зэла или вот такой жандарм с неожиданными новостями о том, что «пташки» иногда улетают.

В такие моменты Уолтер почему-то начинал чувствовать себя виноватым.

— Вот от того, что мы их не показываем… — проворчала Зэла, впрочем, оставив скользкую тему.

— Ой! А кофе-то фрау ведьме я так и не отнесла! — вдруг сказала Василика, виновато глядя на чашку с остывшим напитком. — Уолтер, поставь еще, я пойду извинюсь и пообещаю ей комплимент… Ее нет, герр Хенрик! — расстроенно всплеснула она руками, обернувшись к залу.

Стол, за которым сидела Сулла был пуст. Василика выглядела искренне огорченной. А вот Уолтер и Хенрик испытывали немного другие чувства.

— Она… улетела? — тихо спросил Хенрик.

— Надеюсь она просто не дождалась кофе.

— Настоящая чародейка подожгла бы стойку, если бы о ней забыли.

— Но ведь мы оба видели, как она колдовала, Хенрик, — напомнил ему Уолтер об их общей лжи.

…

Мия появилась в пабе в семь часов вечера, точно как и обещала в последней записке. Мия играла на скрипке, и консерваториям и театрам предпочитала улицы и пабы..

Когда Уолтер после знакомства с Мией попытался вспомнить ее лицо, ему с трудом это удалось. В ней было слишком много деталей, которые отвлекали. Уолтер слышал, что она жила с Идущими и переняла немало их привычек.

Мия была яркой. Ее яркость балансировала на грани вульгарности, но на памяти Уолтера ни разу не пересекала ее. Мия любила пышные юбки до колен, никогда не носила корсетов, лишь иногда в угоду моде заменяя их широкими поясами или жилетами. Она любила блузки с широкими рукавами и надевала невероятное количество браслетов и колец, но Уолтер ни разу не видел на ней бус или ожерелий. Волосы она не красила, оставив им простой темный цвет. Зато она любила птичьи перья. Их она вплетала в косы, иногда так густо, что становилось не видно волос.