Меньшой потешный - страница 9

Зоммер давно справился со своими пушками и был рад случаю прекратить тяжелую для всех присутствующих сцену между молодым царем и царевной. По мановению его руки, пушкари одновременно поднесли зажженные фитили к запалам всех десяти орудий, — и воздух огласился таким громовым раскатом, что одно только присутствие правительницы удержало многих из ее приближенных от слишком явного проявления обуявшего их смертельного испуга. Сама Софья сохранила прежний величаво-хладнокровный вид, будто оглушительный залп вовсе не коснулся ее слуха.

— На сегодня и будет! — промолвила она спокойным, не допускавшим возражения тоном.

Едва простясь с братом, милостиво кивнув окружающей черни, она двинулась обратно к своей колымаге, и, немного погодя, только удаляющийся смутный шум поезда напоминал еще о бывшей сейчас сцене.

— Красна ягодка, да на вкус горька! — донесся сзади Алексашки говор народный.

Подавляющее присутствие самоуправной сестры-правительницы, по-видимому, ошеломило и Петра. Теперь он будто пришел в себя и обратился по-немецки к огнестрельному мастеру:

— Заряди-ка снова!

Симон Зоммер был однако так благоразумен, что не решился поступить вопреки прямому запрету самодержавной царевны. Он с сожалением пожал плечами и заявил, что после вторичной пальбы орудия не в меру нагрелись, чтобы можно было исполнить волю его царского величества.

— Так что же теперь: неужто и всему конец? — с видом разочарования спросил Петр.

— Не всему еще, — отвечал немец и по манил пальцем маленького пирожника: — поди-ка ты теперь сюда.

Давно уже ждал Алексашка этой знаменательной для него минуты. Мигом подскочил он со своим лотком, преклонил перед молодым государем колено и раскрыл свой товар.

— Не побрезгуй, милостивец, отведай!

^{>—>Не побрезгуй, милостивец, отведай!..}

— Есть с капустой, есть с вязигой и яйцами, есть и со всяким медовым вареньицем: с малиной, с вишеньем, с черной смородинкой. Сама Фадемрехтова для твоей царской милости испекла.

Сумрачные черты Петра слегка прояснились.

— Фадемрехтова? — переспросил он: — пирожница немецкая? Едал уже я ее печений.

Он наклонился к лотку и взял румяный, крупный пирожок.

— Этот с чем?

— С вишеньем, государь!

Петр откусил разом половину пирожка и причмокнул.

— А что, ведь превкусный! Даже не совсем еще остыл. Что же, мингер Зоммер, угощайтесь; Никита Мосеич! Афанасий Алексеич! Прошу по-походному. И вы все, братцы-мингеры…

Зоммер, Зотов, Нестеров, а за ними и вельможные товарищи-«ребятки» Петра — взяли каждый по пирожку; сам Петр, справясь с первым, не замедлил приняться за второй, а там и за третий. Не прошло и пяти минут, как грузный лоток маленького пирожника был очищен, как ладонь. Питомец Елены Фадемрехт подвернулся, как говорится, под счастливый стих: он очень кстати рассеял накопившуюся по уходе царевны Софьи грозовую атмосферу. Радуясь за своего молодого государя, все закусывающие наперерыв старались расхваливать пекарное искусство «мадамы Фадемрехтовой». Сам Петр, совсем уже просветлев, удостоил пирожника ласкового опроса:

— Ты, братец, что же, — сын Фадемрехтовой?

— Никак нет, государь: сызмалетства только ею в дом взят.

— Приемыш?

Да… и блинами вот ее, печеньями немецкими промышляю.

— Да и говорит тоже бойко по-нашему, по-немецки, — одобрительно вмешался Симон Зоммер. — Вообще, ваше величество, у русского человека, надо признать, великий дар на чужие языки.

— Не на одни языки, — на что угодно! — с ударением сказал Петр, ярким взглядом окидывая окружающих. — Рассчитайся-ка за пироги, Мосеич, — приказал он Зотову. — А ты, малый… Как тебя звать-то?

— Зовут Алексашкой, а крещен Александром, по изотчеству Данилыч, по прозванью Меншиков.

— Меншиков! — повторил молодой государь, вдумчиво всматриваясь в живое и смышленое лицо стоявшего еще на одном колене перед ним пирожника. — Твои, Меншиков, пироги пришлись нам по вкусу, и напредки ты можешь поставлять их нам в Преображенское.

Юркие глаза Алексашки радостно заблистали.

— Ты жалуешь меня, государь, своим придворным пирожником? Господь воздай тебе сторицей!

Он ударил в землю челом и крепко обнял ноги молодого государя. Тот смущенно усмехнулся.