Меня зовут Космо - страница 4
На заднем плане работает телевизор. По экрану разгуливает говорящая чёрная кошка. Почему по телевизору всегда говорят только кошки? Где все говорящие собаки? Пёс из мультика «Вверх» говорит, но только с помощью ошейника-переводчика. Лесси, самая знаменитая телевизионная собака, только лает. Я размышляю над этой несправедливостью, и тут хлопает задняя дверь. Очень громко и не случайно. А потом слышатся голоса.
В кухне рычит мама:
– Дэвид, ты серьёзно?…
– Что? – спрашивает Папа.
– Ты должен был дождаться меня! Я же говорила, что задержусь на работе! Я даже не увидела детей в костюмах…
– Они ещё одеты в костюмы.
– Я имею в виду – как они гуляют и просят конфеты. Я должна была пойти с вами, помнишь? Или ты просто очень вовремя забыл?
– Так нечестно. Это тыопоздала.
Мама вскидывает руки.
– Я говорила тебе, что опоздаю. Поэтому и попросила дождаться меня!
Мне не нравится, как они друг с другом разговаривают. Лёжа на диване, я неодобрительно смотрю на них. Они что, не видят, что Макс и Эммалина счастливы, а их крики всё портят? Эммалина медленно сворачивается в клубочек и кладёт голову на ковёр рядом с коробочкой изюма, а Макс прижимает колени к груди.
– Давай просто… – говорит Папа. – Давай просто сфотографируемся, хорошо? Ты же этого хочешь, да?
– Что я хочу? Да тебе плевать, что я хочу.
Но мы всё равно фотографируемся – впятером садимся у камина и улыбаемся маленькому фотоаппарату. Через несколько мгновений срабатывает вспышка, и Макс быстро говорит:
– Ладно, я пойду спать.
Мама с надеждой смотрит на него:
– Ты не хочешь ещё немного посидеть? Посмотреть со мной «Хеллоуинтаун»?
– Я… я немного устал.
– Ох, – отвечает мама. – Ладно, хорошо. Спокойной ночи, милый.
– Спокойной ночи. – Он целует Эммалину в лоб. – Эм, и тебе спокойной ночи.
Я иду вслед за Максом в спальню – как и каждый вечер. Со стен на нас смотрят плакаты с ночным небом. А ещё там большая фотография Гая Блуфорда, первого чернокожего космонавта. Он совершил четыре вылета на шаттле в начале восьмидесятых. Я знаю, потому что Макс мне об этом рассказывал; он мечтает стать космонавтом.
Свернувшись в ногах кровати, я кладу голову на лапы. Меня охватывает беспокойство. Что-то тут не так. Я слышал, что собаки умеют предчувствовать ураганы и цунами, когда те ещё во многих милях от берега. Тут что-то похожее.
Макс закрывает дверь – и тут же заливается слезами.
Он плачет?
Макс редко плачет. Только если свалится с велосипеда, или поскользнётся на льду, или…
У меня нет времени на обдумывание. Я просто реагирую: встаю, так быстро, как могу, и бегу к нему; он прижимается спиной к стене и сползает на пол. Я облизываю его лицо, уши, пальцы. Просовываю голову между его руками и кладу нос на плечо. Он дрожащими руками обнимает меня и шепчет прямо мне на ухо:
– Никогда не бросай меня, Космо. Никогда не бросай меня, хорошо?
С чего мне его бросать? Как я могу оставить Макса?
Я ещё крепче прижимаюсь к нему.
И мы сидим так ещё долго.
2
Я родился тринадцать лет назад крохотным щеночком в гараже близ Миртл-Бич, в Южной Каролине. О своей ранней жизни я мало что помню, кроме картонных коробок под лапами и визга моих братьев и сестёр, которые постоянно отпихивали меня от миски с едой.
Ещё я помню, как познакомился с Мамой и Папой. Тогда их звали Зора и Дэвид Уокеры.
Стояло бледно-голубое весеннее утро, и человек, менявший наши картонные коробки, наклонился к нашему загончику и длинным пальцем показал на мои передние лапы.
– Видите? Он косолапый. Все его сёстры отлично подойдут для выставок, а вот его я готов уступить за полцены.
Зора посмотрела на меня. У неё была круглая голова с чёрными кудрями и добрыми-добрыми глазами. Она пахла чем-то незнакомым; лишь позже я узнал, что это розмариновое мыло и яблоки.
Я лизнул ей тыльную сторону ладони – отчасти чтобы поздороваться, отчасти – чтобы узнать, какая она на вкус.
– Он такой милый, – протянула она.
– Ты точно не хочешь взять кого-нибудь из девочек? – спросил Дэвид.
Я впервые посмотрел на него и сразу понял, что он отчасти спаниель: длинный коричневый мех вокруг белого лба. С кем этого спаниеля скрестили, не знаю, но порода была явно остроносая.