Мера Любви - страница 23

— Это хорошо? — спросил Джованни.

— То есть? — не понял Бертран.

— Я подумал, людям лучше быть подданными графа Честерского, чем короля Генриха, раз они переселяются?

— Да уж, точно, король далеко, всем шерифы заправляют, юстициарии всякие, разъездные судьи, разная шушера, в общем. И каждому дай-подай, то одному, то другому, тяжело бедным людям, вот они и переселяются. Граф уж ближе, чем король, ему, если что, и пожаловаться можно.

— А он справедливый?

— Граф-то? Да никто не жалуется, — Бертран хмыкнул, — боятся.

— Значит, люди бегут не к графу, а от короля, — вздохнул Джованни.

— Вот уж странно вы говорите, мессир.

— Не обращайте внимания, сержант де Молен, я не в себе, — ответил Джованни, и разговор на этом прервался.

Уже смеркалось, когда путники дружно уставились в одну точку на горизонте: в предзакатное небо врезалась огромная башня.

— Каста Хилл, — сказал Бертран.

— Mamma mia! — вырвалось у Джованни.

Ночевали в поместье, приютившемся у холма, на вершине которого царила башня; укрепление высокопарно именовалось замком стюарда барона де Ласи.

Джованни, сержанта и монахов принимали в замке, крестьяне разместились на подворье.

— Это давно здесь? — спросил Джованни после ужина, глядя из окна на мощное сооружение.

— Всегда было, мессир Жанн, — ответил баронский стюард. Ночью Джованни одолела тоска, в горле застрял противный комок, даже дышать стало трудно. Но ему приходилось прятать свое горе и вести себя тихо, как мышь, нельзя было ни плакать, ни сокрушаться, кругом спали люди. «А это благо для меня, — смиренно подумал Джованни, — спасибо Тебе, Господи, что Ты позаботился обо мне, один я бы совсем свихнулся».

На следующий день, едва миновали Одересфелт, как вступили в лес. Джованни хотел было порасспросить сержанта, но тот уже сам подъехал с объяснениями:

— Шервуд, мессир, королевский лес.

— Он большой? — опасливо спросил Джованни, отчего-то уже предполагая утвердительный ответ.

— Да уж, не маленький, — кивнул Бертран де Молен. — С таким обозом, — он обернулся на крестьян, — дня два топать будем.

— Придется ночевать в лесу?

Джованни хотел сказать: «А у нас только один вооруженный человек», — но не произнес этого вслух, опасаясь сболтнуть лишнее в такой тревожной ситуации.

— Придется, — спокойно ответил Бертран, — да наши крестьяне не промах, попадись им какой никакой разбойник, они ему живо задницу надерут.

— Вряд ли он будет один.

— Кто?

— Разбойник, — Джованни чувствовал, как его захлестывает раздражение, и почел за благо пришпорить Логику, чтобы оторваться от сержанта.

В лесу стемнело много быстрее, чем на открытом месте, небо еще не простилось с закатом, а уже пришлось останавливаться на ночлег. Расположились прямо посреди дороги, коней не распрягали, сержант поделил мужчин на три стражи, нести караул. Запалили костер. Дети, женщины и монахи сгрудились поближе к огню.

— Правда, что в Англии волков нет? — спросил Джованни у сержанта.

— Только двуногие, — ответил де Молен. Едва стемнело, он перестал чувствовать себя спокойным и за себя, и за «доблестных» крестьян.

Джованни послонялся по лагерю туда-сюда без дела, походил за сержантом в карауле, утомился и вернулся к огню. Спали только дети, женщины с тревогой вглядывались в темноту леса, мужчины тихо переговаривались. Джованни подсел к монахам.

— Сержант сказал, что вы немцы, — сказал он на латыни.

— Наш монастырь в Кёльне, — тихо ответил один из них.

— У нас в Болонье большая немецкая «нация», в университете. Когда я учился, наши с вашими дрались все время, — Джованни явно не был расположен к любезностям.

— Мы политикой не занимаемся, — ответил монах, обидевшись.

— Я тоже раньше так думал, что можно жить вне политики, меня, мол, это не касается, — Джованни тяжко вздохнул, — а оказалось, политика всех касается.

— Мы простые монахи, нам и невдомек, — ответил монах, и было похоже, будто он извиняется за что-то.

— А что привело вас сюда, так далеко? — примирительно спросил Джованни.

— Свиток мертвых, — монах вытащил из-за пазухи заботливо завернутый в черный шелк пергамент. — Почил с миром брат Адальберт, святой жизни человек, он в нашем монастыре с ранней юности подвизался, а отошел ко Господу уже глубоким старцем. Вот мы с братом Реджинальдом и обходим все монастыри ордена с тем, чтобы сообщить эту весть. Здесь соболезнования от наших братьев, отовсюду, где мы уже успели побывать, есть и в стихах.