Мессия в бутылке - страница 2

стр.

И, как накануне – стук в дверь. Только на этот раз события развивались немного иначе. Открыл я дверь, и незваный гость представился.

Вмиг уселся я за стол, а эта сволочь (лысый молодой человек в белой облегающей маечке–футболочке с синими полосками) стал задавать мне вопросы. А в руках у него двустволка.

— Где Мессия?

Я глубоко вздохнул. А главное (а глав–ное) – не бояться (небояться), нет!

Усмехнулся я эдак и пробубнил:

— Мессия… куда я его задевал… скажи, Гавриил, а тебе не холодно?

А Гавриил за свое:

— Если не скажешь, что ты с ним сделал – я стреляю.

— Но ведь если выстрелишь, – замечаю я ему и дохлебываю остатки–сладки «Абсолюта», – то так и не узнаешь, что стряслось с Мессией.

Показал ему пустую бутылку с пленником.

— Вот он, твой Мессия…

Архангел Гавриил сел и разрыдался.

Я ему принес туалетной бумаги и вскрыл «Кеглевича». Он хлебнул.

— Слушай, русская вонючка, – да–да, так и сказал, – кто вас сюда прислал, один черт знает. Но я тебе клянусь всем самым дорогим, что если ты не вернешь Спасителя нашего истинного сей же час в прежнее состояние, я тебе голову размозжу.

Снаружи дождик припустил по тротуару. Звуки милые, родные…

— Слышишь, Гавриил, – дождь палит. В смысле – полил. Я был хотел побыть наедине с собою. Подумать чуток…

Грянул гром. Я указал Гавриилу на дверь.

— Извиняй, что не угостил тебя ничем. Мессия из дома Давидова почти всё слопал. А я еще не успел… не важно. Бывай здоров.

— Пьяная вонючка.

Хлебнул «Кеглевича» и ушел. Мне почудилось, что сквозь шелест дождевой завесы я слышу, как он выстрелил в воздух. Гром огроменный. Потом хлестнула молния. Силы природы содрогались в недрах своих и базлали песню под дождем.

Я хлебнул маленько «Кеглевича».

Глава третья,

в которой я возлег с праматерью Евой и вижу сон, сам себя объясняющий.

Экклезиаст ошибался. День уходит и приходит день новый. Ввечеру, на следующий день после препирательства с Гавриилом, сидит себе ваш покорный слуга за столом и хлебает из горла одной из двух бутылок водки–экстры «Столичная», которую умыкнул, выказав достойную уважения ловкость рук, из супера. В глазах его резвится игривый котеночек по прозванию Будь Спок – ведь бутылка–то еще наполовину полная, а есть еще одна.

Стук в дверь. Ага, открываю. Тут меня не надо было уговаривать. За дверью стоит себе брюнеточка. Короткая стрижка. Кожаная курточка коричневая поверх голубенького мини.

— Я Ева.

— А я Миша.

Улыбнулась:

— Я знаю.

Потупил я взгляд. А на ней – чулочки черные сеточкой. Ноги длинные, как путь в Сион. Я сразу же усадил ее за стол, принес ей стакан – негоже ей из горла предлагать. Открыл в ее честь баночку икры, которую хранил на красный день.

Ест, пьет, наслаждается и говорит мне нежнейшим голоском:

— Миша, Миша, у нас все волнуются.

И пока она так щебечет, она слегка ерзает на стуле и платьице ее немного приподнимается. Чего еще она сказала, мне неведомо – взяла мою руку и положила на лоно свое – и сердце мое забилось в обратном направлении.

Только когда потянула меня за собой на мой диван (под книжной полкой), прошептала:

— Миша, может, вернешь нам Мессию…

И еще прошептала, уже будучи в костюме Евы:

— Мне нравится быть сверху.

О, вкус винных ягод…

Потом мы валялись на диване. Она закурила.

— Боже, какое наслаждение! Это из–за того, что ты необрезанный.

Я принес «Столичную» и хлебнул с наслаждением.

— Ой, я не хотела тебя обидеть, Миша.

— Вот еще, всегда мне это говорят.

(Я как увидел Еву, сразу понял, что она умница – по поводу Мессии больше ни гу–гу. Как оделась, присела рядом со мной на диван, слезу смахнула, погладила меня по лицу. «Что с тобой станет, Миша? Не работаешь, пьешь целыми днями. Обещай мне, что постараешься перемениться, пожалуйста…» Я пообещал. Поцеловала меня и попросила, чтобы я ей вызвал такси. «Телефон отключен». Очаровательно рассмеялась, выкурила со мной еще сигаретку и ушла.)

Я спал сном младенца.

А перед тем, как проснуться, я увидел сон. Во сне я сидел на Луне, ел банан и ножками качал в космическом пространстве. А под конец сна появился человек, похожий на меня, как две капли «Кеглевича», и объяснил мне этот сон. Он сказал: