Метагалактика 1993 № 2 - страница 41

Октар застонал, открыл глаза. Михаилу сначала показалось, что мальчик вскочит, заворчит сначала, потом будет жадно расспрашивать, не переставая при этом что-нибудь вертеть в руках. Но он вцепился сильными, с жесткой кожей руками в теплую человеческую ладонь, прижался щекой к рукаву куртки и тихо спросил:

— Все живы?

— Да, — сказал Михаил.

— Все хорошо, — сказал Октар, выбрался из оврага и стал подниматься по склону.

Когда они пришли, Яран собирал разбросанные вещи, старик что-то брезгливо счищал с вечно грязной своей мешковины. Октар сразу же отобрал у Ярана лук и стрелы, все аккуратно разложил, одел и расправил шкуру на плечах. Михаил сел около выжженной дыры костра и сказал:

— Что-то здесь не то, Яран. Надо бы проверить.

— Даже не думай об этом, — твердо сказал Яран, перестал копаться в рюкзаке и посмотрел на него: — Ну что ты так себя ведешь, Михаил. Ты меня… как сказать… удивляешь. Да!

— Ты меня тоже удивляешь, Яран. Чего ты боишься? Леса? Какой-нибудь гадости в болоте?

Яран вставил обойму в карабин.

— Это Трясина, Миша. Это Великая Трясина. Ты знаешь, что это такое? Нет, ты не знаешь. А я там был до тебя. Мне-то ты можешь верить?

— Не хочу я тебе верить. Ничего я не хочу. Я хочу сходить и посмотреть. Абсолютно безопасно. Просто взглянуть издалека. А если с ним что-нибудь случилось?

— Ну и что? — Яран подошел вплотную и посмотрел на него выпуклыми кошачьими глазами. — Чем ты ему поможешь? — Яран стал мягче, сел на траву и положил рядом оружие. — Миша, подумай… логикой. Понимаешь?

— Да.

— Если с ним что-нибудь, как ты к нему проберешься? Или опять собрался воевать?

— При чем тут воевать?

— Ему было трудно, его раздирали противоречия, его раздражало Яраново упрямство, а оба Просветителя смотрели на них с любопытством и даже не пытались вмешаться. Им-то что, они и без этого довольны. А вот поставь их на мое место, как они подумают про своего Торха, или как его там… Да какая разница!

Михаил молча взял карабин, проверил, все ли патроны на месте, быстро заходил по поляне, собирая все необходимое, взял сумку и упрямо сказал, твердо глядя Ярану в глаза:

— Я пойду один. Что бы ни случилось. — Он посмотрел на Октара. — Но может быть кто-нибудь пойдет со мной…

Октар сказал:

— Я пойду.

— Сумасшедшие, — устало произнес Яран, не оборачиваясь. — Два неугомонных идиота. Что вам жить мешает? Скажи, Михаил.

— Да не поймешь ты этого! — быстро ответил Михаил и сел перед Яраном на корточки. — Не смогу я иначе, понимаешь? Просто не смогу. У меня нет времени тебе объяснять, да и ни к чему это. Мало того, что ты меня обижаешь, так еще и упрямишься.

— Не пущу, — упорно повторил Яран.

— Ну что мне, драться с тобой?

Яран посмотрел на него, потом отвернулся.

— Иди. Иди без всяких вопросов. Но помни, что меня рядом уже не будет. И помочь будет некому.

— Пошли, Октар, — сказал Михаил и стал быстро спускаться. Сзади семенил малыш и что-то бормотал. У кромки леса он обернулся. Яран черной тенью стоял на плоской вершине горбатого холма и непонятно было, то ли он смотрит на них, то ли стоит к ним спиной.

Они выбрались на дорогу. До деревни было около километра, и вместо привычных очертаний деревенских хижин, покосившихся, старых, прогнивших, впереди песчаное дорожное полотно скрывалось в жирном коптящем дыму. Чем ближе они приближались, тем явственней чувствовался запах жженых пластмасс, оргалита и извести, к тому же примешивался озон, и это очень не нравилось.

Потом стали попадаться первые домики, сначала целые, потом покосившиеся, потом без крыш, а местами просто фундаменты. Все дальше вглубь дома были разрушены до основания. На дороге валялось множество расщепленных обугленных бревен, в кювете лежала разбитая повозка. Дальше трещал и рвался пожар, охвативший сразу три дома подряд. Одиноко дымился каркас дотла сгоревшей будки-пристройки к метеостанции, с шипением и треском рассыпались нагоревшие черные клочья, и с рамы капала горящая пластмасса. Михаил со страхом смотрел на домики, которые слизнуло одним взрывом, и боялся увидеть где-нибудь под бревном безжизненную черную руку. Октар озирался, с удивлением взирая на срезанную под корень деревню, останавливался около домов, заглядывал в пустые проемы окон одиноких торчащих стен. Потом Михаил увидел железные обломки, воронку и сразу все понял.