Метагалактика 1993 № 2 - страница 44

— Что случилось? — обернулся Яран.

— Ничего, ничего, — успокоил Михаил. — Это я так.

Полугрифы-полуорлы перелетели на другую обочину, уселись на мертвой рогатой туше и затихли.

Дотошный Яран все-таки нашел мизерное отверстие, совсем незаметное, достал тесак, просунул в щелку лезвие и нажал на рукоятку. Что-то треснуло, оборвалось, они откинули крышку и увидели на дне ящика под прозрачным пластиком консервы, красочные обертки концентрата, легкие пластмассовые коробочки с вкуснейшей клетчаткой и биомассой-хлореллой. Михаил отшвырнул защитную крышку, неуверенно взял плитку концентрата, развернул обертку и фольгу и откусил от края. Все с любопытством смотрели на него.

— М-м-м! — произнес он и даже закрыл глаза. — Не испортилось!

Все разом набросились на содержимое спасительного ящичка, но Яран много есть не дал, сказал, что они и так сыты, ящик закрыл, а крышку придавил оружием.

У дороги приземлились еще три птицы, подбежали к первым двум и бросились в драку. Они громко щелкали горбатыми крючконосыми клювами, стараясь укусить друг друга за шею, отскакивали, нелепо расставив крылья, раздраженно каркали и дергали в пыли сочащуюся кровью мышцу растерзанной туши. Михаил заткнул уши, чтобы не слышать противный мерзкий хруст раздираемого сухожилия, но звук все равно проклевывался, тогда он схватил карабин. Снова захлопали выстрелы, и с щелчками стали выскакивать гильзы из щели на корпусе. Птицы, наконец, сорвались со страшным гомоном, взмыли в небо и исчезли за вершинами леса.

Все смотрели на него, и каждый по-разному. Яран доверчиво и понимающе («Я, конечно, Миш, все понимаю, так что ты уж не обижайся»), малыш с любопытством («Ты странное и далекое существо. А что это за железная палка?»), а старик с брюзгливо отвисшей губой и сухими желчными глазами («Нервный и раздражительный тип. Вот терпеть таких не могу»). Каждый по-своему. Михаил подумал, что вот случай подвернулся испытать на практике свои нервы, казавшиеся железными на корабле, в Школе, на Земле, и не выдержал, сорвался. А вот Яран ведь нисколько не смутился и не разнервничался. А может, это потому, что мы разные?

— Чего палишь? — сердито осведомился Яран. Или просто показалось, что он сердитый. Ничего нельзя было разглядеть, ни малейшего оттенка за грубыми чешуйками на лице. — Сядь, — потребовал он.

Михаил послушно сел. Старик с кряхтением поднялся с балки, покосился на ящик с едой, взял металлический прут с набалдашником, как посох, и отправился бродить по деревне.

— Как кстати, а? — произнес Яран и пояснил. — Я про ящик. Очень он кстати. Теперь нам провизии хватит по крайней мере на… — он прикинул, — на три недели. Может быть даже на месяц.

Октар вдруг встрепенулся, быстро поднялся и побежал вслед за дядюшкой Терном.

— Забавный малыш, — сказал Михаил.

— Ум-гу, — согласился Яран и стал чесать под панцирем.

— Я не понимаю только, откуда он взялся. Даже представить трудно.

— Ум-гу.

— Яран, тебе что, все равно?

— Ум-гу… То есть нет, конечно.

— Ну и что ты о нем думаешь?

— Забавный малыш.

Михаил отвернулся и увидел Октара. Тот медленно к ним приближался, медленно, словно стеснялся, нарочно огибал предметы, задерживал на них взгляд и чувствовал себя ужасно неловко. Он подошел к ним и остановился, совсем по-детски выгибая стопу.

— Что, Октар? — спросил Яран.

Октар помолчал, поскреб затылок и несмело сказал:

— Мы хотим уйти.

Михаил сначала не понял, что-то мелькнуло в голове, но он с негодованием отмахнулся. Да не может такого быть!

— Кто? — переспросил Яран. Он был тоже удивлен.

— Мы, — повторил Октар. — Дядюшка Терн просил передать… Да и не только он, я и сам могу. Мы хотим уйти. Он ведь очень хороший человек, Михаил. Он будет меня учить. Я стану настоящим Просветителем. Вы должны меня понять. — Октар беспомощно посмотрел на них и разозлился. — Ну что вы так на меня смотрите! Я ведь тоже живое существо! Я тоже хочу жить. У вас своя жизнь, свой путь, у меня другой. Я ведь взрослый, в конце-то концов! — Ему снова стало неловко, он посмотрел на грязные босые ноги и пошевелил маленькими пальцами. — Дядюшка Терн говорит, что все живы. Что горцы ушли в горы, а пещерники — в крепость. Я не знаю. Надо думать. Надо очень много думать. Ведь он как-то узнал. И я так же хочу узнавать.